Дыхание грозы (Полесская хроника - 2)

В зале снова притихли, когда председатель комиссии спросил у тех, что сидели рядом, какие есть вопросы. Березовский сказал, что вопросов нет, все ясно. Ясно ему, знал Апейка, было не только из того, что он услышал здесь, но и из того, что ему известно было еще до собрания: комиссия работала в местечке уже более двух недель. Не охотник до лишних разговоров, он, видать, считал, что нечего спрашивать попусту, где все понятно, когда, ко всему, впереди еще столько нелегкой работы. Галенчик же, строго перебирая что-то в памяти, в раздумье помолчал. Зал следил за ним, ждал. Пошел шумок.

- Почему у вас такой малый процент рабочей прослойки? - нацелился Галенчик в Башлыкова.

Башлыков ответил, что в районе очень мало рабочих - только на мельнице да в артелях. Однако Галенчика это не удовлетворило. Он не только не скрывал, он всем показывал, что недоволен ответом. Нижняя губа его была выразительно оттопырена. Он покрутил головой: как такое можно говорить? Мало рабочих? Один за другим начал бросать вопросы: сколько всего артелей в районе, сколько в районе всего рабочих, сколько из них в партии? Чем дальше, тем больше:

почему в партии оказались элементы из зажиточной прослойки, элементы с темным прошлым, элементы, которые снюхались с классово чуждыми элементами? В то время когда рабочая прослойка не росла? Башлыков отвечал сначала терпеливо, потом, Апейка заметил, стал злиться, возмущаться вопросами, что выглядели как несправедливые обвинения.

- У меня есть вопрос, - перебил наконец Галенчика Белый. - Я хотел бы, товарищ Башлыков, - заговорил он мягко, дружески, - чтобы вы рассказали конкретно, фактами - как вы работаете с крестьянами? Как вы убеждаете их, что колхозы - единственный путь к лучшей жизни? Что вы, как секретарь райкома, делаете, чтоб организовать крестьян в колхозы?..

Башлыков, отвечая, снова почувствовал себя спокойно и уверенно. Белый слушал его внимательно, кивал в знак согласия, одобрял, помогал направляющими вопросами. Все же Башлыкову пришлось еще перетерпеть несколько минут: Галенчик, который жаждал снова заявить о себе, взял слово. Стоя за столом, обводя глазами зал, он начал с того, что поправил всех выступавших. И товарищ Гайлис и товарищ Зубрич, сказал он, говорили односторонне: товарищ Гайлис не отметил того положительного, что есть у товарища Башлыкова, а товарищ Зубрич - отрицательного: тех больших ошибок, которые допустил товарищ Башлыков.

Вскрывая эти опасные ошибки, Галенчик снова подошел к тем вопросам, которые не дал ему выяснить до конца председатель комиссии. Доказывая, как вредно для партии то, что он вскрывал своими вопросами, Галенчик выправлял не только линию Башлыкова, а вместе и линию тех партийцев, которые берут такую линию под защиту. Галенчик умышленно не назвал фамилию председателя, он, как видно, и так знал, что все поймут, кого он предупреждает. Белый слушал его терпеливо, не перебил ни разу, и Галенчик снова вернулся к Башлыкову: товарищ Башл-ыков должен учесть, должен помнить, должен не забывать всего, что ему было здесь сказано. Таким же тоном Галенчик и кончил:

- Товарища Башлыкова можно оставить в партии, но указать на те недостатки, которые были здесь вскрыты...

Вышло так, что Белый, выступивший последним, будто просто поддержал предложение Галенчика. После нескольких спокойных, деловых слов председателя Башлыков сошел по ступенькам вниз, в зал.

2

Белый вызвал Апейку. Когда Апейка подошел к столу, Белый спокойно, буднично взглянул, попросил рассказать биографию.

Апейка повернулся и увидел привычное: зал, людей, что ожидали его слов. И от этого привычного почувствовал себя вдруг очень спокойно. Спокойно, ровно рассказал о жизни своей, ответил на вопросы.

Его немного удивило что-то непонятное, угрожающее в тоне, которым Галенчик сказал:

- Я предлагаю прочитать компрометирующие материалы, которые поступили на товарища Апеньку.

Тогда Апейка подумал, что Галенчик случайно неправильно произнес его фамилию; Апейка больше обратил внимание на недобрый, какой-то злорадный блеск в черных пронзительных глазах. По этому блеску Апейка понял, что ему угрожает опасность. Догадался, что опасность - в записках.

Он с настороженностью смотрел, как Белый выбирал из папки, перечитывал бумажки. Подготовился невольно к плохому. Однако первые записки никакой опасности не предвещали. Кто-то даже писал, что "комшшментирующих материялов на товарища Апейку можно написать много", так как он "такой партиец, что у него пусть бы все учились". Другой писал, что его незачем чистить, потому что он свой и все его и так знают. Были записки, в которых выражали недовольство порядками в районе. Две из них были написаны, может быть, теми же людьми, которые писали и Башлыкову:

в одной жаловались, что не хватает соли или керосина, в другой - что притесняют верующих. Вдруг одна - вот оно! - мазнула грязным намеком: "Почему товарищ Апейка скрывает, что настоящая его фамилия не Апейка, а Апенька? Не потому ли, что известный мироед-кулак Апенька - его род-"