Читаем Дыхание грозы (Полесская хроника - 2) полностью

И не обещает помочь. Открыто, можно сказать, цинично признается в своем бессилии. Так что реакцию, если смотреть трезво, нельзя не признать нормальной. И вполне натурально, что это пустяковое объяснение: такая ситуация - не мог, - не удовлетворила. Слабости нет оправдания. Слабость всегда неправа. Потому, что она ничего не может.. . И все же, рассудительно поддержал себя Зубрич, он не ошибся, что полностью открыл карты. Нравится или не нравится, а пилюлю надо было преподнести, хоть она и горькая. Это было необходимо. Признаться открыто следовало хотя бы для того, чтоб не было подозрения: не помогли просто потому, что не хотели, или - не очень хотели.

Тут критические рассуждения от частного случая перешли к широким рассуждениям о его положении в целом; рассуждения, которые возникали уже не однажды и вот ожили снова, пошли привычным уже путем. Что он мог еще сказать: положение его, мягко говоря, мало завидное. И беда, безусловно, не только в том, что приходится сидеть здесь, в этой яме, в провинции, среди никчемных существ, которых и людьми можно назвать толька условно. Беда не только в том, что он, если мерить меркой элементарных требований цивилизованного человека, фактически прозябает, гибнет, как в изгнании. Беда в том, что эта жертва его, медленное гниение в этой яме, если посмотреть открыто, бессмысленна... Что он сделал, прозябая здесь? Что он может сделать? Он, готовый на любую жертву для дела, не бездарный, далеко не заурядный по своим качествам, даже - если не прибедняться, если объективно оценить - выдающийся деятель! Деятель с выдающимися способностями! Что он мог сделать, если вокруг такое ничтожество, которое и знать не может, что такое высокие идеалы! Если одни слепо служат детской, мертвой идее колхозов, из кожи лезут, стремясь только выслужиться, поживиться, а другие копаются в грязи, как свиньи, и, как свиньи, не видят дальше своего рыла... "Опора, хозяйственные мужики!" хмыкнул он ехидно. Большевики на весь мир объявили, куда направляют колесо истории. Колесо уже вот-вот накатится, раздавит и их мужицкие гнезда и их самих, как слизняков, а они копаются в земле! Видеть не хотят дальше рыла! "А может, не раздавит, может, оно не тяжелое, не железное? Может, объедет?

Если не всех, меня одного!.. Кого-то ж объехать должно!.."

Слепота! Идиотская, скотская слепота, которая и раньше губила все! И теперь губит и будет губить! С которой невозможно бороться!

До чего же силен этот животный инстинкт самосохранения! Вот и этот, что ушел недовольный, - требует, судит самоуверенно, даже с пренебрежением; а сам сидит в затишье, за болотами, за лесами, и об одном только думает:

чтоб пересидеть, чтоб напасть прошла мимо него! В колхоз уже готов, чтоб как-нибудь уцелеть! И это один из самых боевых! Из тех, на которых, казалось, можно было надежно положиться!.. "Нет, нет, - трезво сдержал он себя, - этот боевой. Надо быть справедливым! Если бы таких была сотня можно было бы уверенно чувствовать себя в надлежащих условиях. Можно было бы чувствовать себя хозяином положения. Но таких - единицы!" Сколько он выявил за все годы таких, на кого он может в подходящей ситуации надежно положиться? Даже в той маленькой группке - из каких-то полутора десятков человек более преданных - он не во всех может быть полностью уверен; не может быть уверен, что тот или другой не смоется в кусты, не предаст при первых же ответных выстрелах, при первой опасности. Однако, если и допустить, что все из этой горстки не подведут, - что они смогут сделать, при всей их смелости, среди ничтожного, трусливого стада получеловеков-полуобезьян! Что они сделают, что сделает - при такой ситуации - он, со всеми его способностями и энергией, если против них движется целый ледниковый вал? Если против них и большевистские обещания доверчивым, и угрозы, и железные решетки - непослушным? Непростая сложилась ситуация, и выходит, какие-то ничтожества - Башлыков, Апейка, Харчев - будто сильнее его. Он должен гнуться перед ними, ползать, как щенок, льстиво вилять хвостом, свидетельствовать свою любовь, преданность им, большевистскому делу! Ползать и ежеминутно оглядываться, как бы не заметили, что он время от времени показывает зубы, точит их. Тревожиться, как бы вдруг не выскользнуло на поверхность старательно запрятанное когда-то, засыпанное пылью годов...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Огни в долине
Огни в долине

Дементьев Анатолий Иванович родился в 1921 году в г. Троицке. По окончании школы был призван в Советскую Армию. После демобилизации работал в газете, много лет сотрудничал в «Уральских огоньках».Сейчас Анатолий Иванович — старший редактор Челябинского комитета по радиовещанию и телевидению.Первая книжка А. И. Дементьева «По следу» вышла в 1953 году. Его перу принадлежат маленькая повесть для детей «Про двух медвежат», сборник рассказов «Охота пуще неволи», «Сказки и рассказы», «Зеленый шум», повесть «Подземные Робинзоны», роман «Прииск в тайге».Книга «Огни в долине» охватывает большой отрезок времени: от конца 20-х годов до Великой Отечественной войны. Герои те же, что в романе «Прииск в тайге»: Майский, Громов, Мельникова, Плетнев и др. События произведения «Огни в долине» в основном происходят в Зареченске и Златогорске.

Анатолий Иванович Дементьев

Проза / Советская классическая проза
Лира Орфея
Лира Орфея

Робертсон Дэвис — крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из лучших рассказчиков англоязычной литературы. Он попадал в шорт-лист Букера, под конец жизни чуть было не получил Нобелевскую премию, но, даже навеки оставшись в числе кандидатов, завоевал статус мирового классика. Его ставшая началом «канадского прорыва» в мировой литературе «Дептфордская трилогия» («Пятый персонаж», «Мантикора», «Мир чудес») уже хорошо известна российскому читателю, а теперь настал черед и «Корнишской трилогии». Открыли ее «Мятежные ангелы», продолжил роман «Что в костях заложено» (дошедший до букеровского короткого списка), а завершает «Лира Орфея».Под руководством Артура Корниша и его прекрасной жены Марии Магдалины Феотоки Фонд Корниша решается на небывало амбициозный проект: завершить неоконченную оперу Э. Т. А. Гофмана «Артур Британский, или Великодушный рогоносец». Великая сила искусства — или заложенных в самом сюжете архетипов — такова, что жизнь Марии, Артура и всех причастных к проекту начинает подражать событиям оперы. А из чистилища за всем этим наблюдает сам Гофман, в свое время написавший: «Лира Орфея открывает двери подземного мира», и наблюдает отнюдь не с праздным интересом…

Геннадий Николаевич Скобликов , Робертсон Дэвис

Проза / Классическая проза / Советская классическая проза