Дыхание грозы (Полесская хроника - 2)

"Куда я иду? Зачем иду?! - мелькали мысли. - Батьку сказать? Зачем? Поможет разве? Утешит ли это его? Придет время - узнает все... Скажешь сейчас - еще до мачехи дойдет! Шум подымут. Добро пойти забрать? Жалко мне добра того теперь! Что летошнего снегу! Пусть сгорит оно, пропадет пропадом!.. Вместе с Корчами!.. Нет, забрать надо!

Какое оно ни на есть, там ведь - мамины ботинки! Чтоб они у Корчей пропадали! Да и то - кофту хоть да юбку чистую иметь бы! Переодеться ведь во что-то надо будет! .. Забрать надо!.. Мог бы, конечно, и батько взять! Еще этих хлопот не хватало ему! Очень приятно ему будет показываться там после всего! Да и вырвешь у них потом!.."

Когда шла к селу, словно бы следившему за ней хмурыми окошками, дворами, стрехами хат и хлевов, чувствовала, как в груди растет и растет тревога. Тревога охватила и когда глянула на родную хату, на купу черных груш, на двор, по которому из хлева шла мачеха. Тревога еще усилилась, когда пошла загуменной дорогой, все ближе, ближе к Корчам.

"Надо выбраться так, чтоб не заметил никто. Чтоб и подозрения не было никакого... Конечно, чтоб на дороге ни старика не было, ни Евхима. Вот, может, теперь и решиться.

Евхим, наверное, еще не вернулся!.. Забрать мамины ботинки, юбку, кофту - и все. И ничего больше!.. И убежать скорей, никому не сказав!.. Лесом убежать, чтоб не видел никто! Чтоб не вцепились сразу!.. Потом, конечно, найдут!

А пусть потом грозятся, когда не одна буду! Когда под охраной, с Параской! ..

А прибежит! Прибежит же! - подумала про Евхима. - Не уступит так! - В груди похолодело. - Прилетит туда, как зверь ошалелый! Что ему школа, что Параска!.. - Успокоила себя: - Прилетит - пусть прилетает! Пусть! Не очень-то укусит!.. А и укусит - все равно! Все равно уж теперь!..

Хуже не будет!.."

Она была уже на Глушаковой усадьбе. Глаза удивительно остро схватывали все, что появлялось перед нею, замечали:

гумно закрыто, старик, должно быть, в амбаре. Нет, и в амбаре - никого; и сараи заперты. Еще из-за амбара высматривала - кто во дворе: чтоб Евхим, не дай бог, не появился.

Не приперся не вовремя.

Степан под поветью колол дрова, выпрямился, смотрел на нее. Она будто не заметила, будто с привычным безразличием прошла мимо. Возле хаты старик вкапывал подпорку к столбу.

Столб в земле подгнил, и забор валился. Корч на минуту отвернулся, держа заступ, метнул острый взгляд. Промштчал.

Ганна твердо ступила на свое крыльцо. Хотела сразу пойти на свою половину, но тут выглянула с ведром свекровь, перехватила:

- Где ето шлялась?

Ганна едва сдержалась, чтоб не отрезать в ответ с ненавистью, но стерпела: зачем заедаться, настораживать загодя!

- С Хведькой дома посидела.

Не ожидая, что скажет старуха, взялась за скобу дверей.

Когда закрыла их, подумала: торчат, словно сычи, оба, как назло! То ходила по комнате, будто что-то делая, то садилась на кровать, то снова вскакивала, топталась, - за что бы ни бралась, тревога, нетерпение не оставляли ни на минуту... С волнением, с нетерпением, которые временами овладевали так, что кажется, уже невозможно было сдерживаться, посматривала во двор, на улицу, прислушивалась, ловила звуки из соседней комнаты. Старик все копался у столбика, свекровь не возвращалась. Еще немного - и, чего доброго, муженек у ворот появится, войдет в хату, а эти все торчат и торчат на дороге.

Нетерпение вдруг перешло в злость, в решимость! Торчат - и пусть торчат! Что ж, остерегаться их, унижаться перед ними?! Если на то пошло и Евхима она не боится!

И Евхим не остановит ее! Нет у нее страха! Просто шуму, разговоров лишних не хотелось! Если ж так - пускай торчат там, сычи старые! Пройдет она и так!.. Ганна расстелила на кровати платок, положила материны ботинки, юбку, кофту... Пройдет и так! Услышала - кто-то вошел в Корчовы сенцы, узнала - старуха. Выглянула в окно - старик все копался у забора... Старуха что-то делала в сенцах, переставляла, гремела корытом, ведром.

Уже когда завязывала крепким узлом платок-узел, увидела: старика нет у забора. Услышала: лязгнула щеколда, затопал на своей половине. Надевая жакетку, невольно прислушивалась, ловила: щеколда вдруг лязгнула снова. Старик подался кудато! Подбежала к окну - во дворе не было, узнала:

стукнула щеколда в калитке. Поплелся на улицу! Старуха одна в сенях.

Сени перегорожены, но, как только Ганна выйдет, старуха услышит, высунется на крыльцо. Быть иначе не может! Подымет крик на все село!.. Пусть подымает!.. И все же мгновение выжидала, как бы собиралась с духом. Перевязала заново узел...

Вот ведь счастье: старуха вошла в хату, зашаркала по полу. Притихла. Полезла - догадалась Ганна - на печку!

Подремать захотела,

пользуясь тем, что старик ушел. Услышала через заколоченную дверь глухое посапывание...

На дороге к гумну, к лесу - только Степан! Но Степан не опасен. Дорога к гумну почти свободная! .. Почувствовала, как часто, будто подгоняя, забилось сердце.