К балу готовятся. Каждый, кто хоть однажды побывал на нём, хочет оказаться там снова. Балы, маскарады… Самые яркие праздники сочетаются с яркими платьями и масками, с декольте и духами. В празднике таится загадка и случай, они обещают себя, и обещают и намного больше. И под маской карабинера прячется гордый и великолепный принц, мечтающий об искренней и чистой любви. И каждый из танцев, испрошенных им у тебя, и иноземность акцента, и редкое владение фразой доверчиво полнят искрящиеся, летящие минуты. За ними ждут, ждут и поцелуи на балконе, и уединение, прогулка под руку по одной из освещённых аллей, беседка. Только об одном попрошу тебя, не снимай свою маску, не торопись… – стучится в голове, а он ещё прижимает к своей груди, оттолкнёт, прижмёт снова, закружит… Можно ли верить его слову и взгляду, что там, под улыбкой раскосых глаз, – то никому не ведомо… И знай его тысячу лет, ты не узнаешь и малой толики всего, его рассказы заполнены преданиями и стариной, как и комнаты его замков, история его семьи восходит к почитаемым пророкам, а династические браки давно сменились поисками свежей струи, оживляющей их исторический род… Пусть его речь заполнена сарказмами, пусть язвительный смех точит внутри сомнения – он вызывает скорее почтение, чем любовь, и ты никогда не поверишь, что он обычный, привычный к женщинам жиголо, примеривший необычную маску… И даже если и это неправда, и впереди – таинственный берег, заполненный подневольными ему капитанами и кораблями, если его изысканность и сложность – не забава, и за ними, непонятные и тебе, таятся свои смыслы, даже если он не шутит, упоминая старых мастеров, писавших по заказам его семьи, – как узнать о нём главное? Можно спросить, случайно заблудившись в невинности тем, спросить так, чтобы он понял, и так, чтобы было можно уклониться, и ещё не очень прямо, и не грубо, а просто, и пусть за словом предстанет улыбка и будет светить полумесяц, – да только ответит ли он, сможет ли? Сможет ли, если захочет, передать то что-то, что бывает у него внутри рядом с женщиной и когда её нет, не оправдывая твой вопрос насмешкой и самоиронией, а выплеснув, пропитав тебя своим… Да и ждёшь ли ты этого? Ведь это не окажется тем, чего ищешь ты, а если окажется – то не слишком ли удивительна эта встреча, и как надменное высокомерие может сочетаться с вдохновенностью его порыва – может, это всё же обман? И если и есть в нём это оно, ожидание и томление, не женское, но сдержанно-страстное, если холода в его краях чуть теплее наших, а тепло разливается раньше и вместе с рассветом, если утром он берётся за книги, а сухие газеты лежат в стороне, и он лишь мельком заглянет в них, если даже и он ищет кого-то среди многих танцующих – сиюминутно ли это? Ведь завтра будет другой день, завтра будут запрягать экипажи, а многие, браво запрыгнув на пышущего жизнью коня, поскачут во весь опор по мощёным замковым дорогам, и им уже не нужны спутницы. Завтра станут подписывать новые, похожие на тысячи уже изданных указов, снова увлекутся скачками и романскими поэтами, и азартом, мимолётными свиданиями и горничными, простыми и безотказными, – завтра жизнь вернётся в своё русло, заполненная пустыми заботами, и его любовь окажется загадочно похожей на очередную из них – и разве нужна такая любовь? Нужна же мечта, поэзия, мимолётность его взгляда, который задержится, прося ответить, нужно прикосновение, а не объятие, не поцелуй, а его обещание, и сладостная ночь, вспоминающая о нём. Нужен бал, бал который раскроет его с лучшей из многих сторон, и не станет упрощать и подчёркивать, не станет делить завтрак на траве с увлечением ирисами и Мирамидами, и в пошлость дней не добавит язвительности расчёта, основанного на холодном и неприятно-здравом рассудке. А бал… Бал предостережёт и сохранит, он заменит и заполонит сотнями моментов, и там будут другие, они тоже увидят вас и прикоснутся, и захотят поговорить с тобой, они будут привычно льстить твоим волосам, привычно упомянут и вчера, и тот и другой из случаев, когда им довелось, и, обманывая тебя, они будут ласкать и убаюкивать сладостной и давно привычной сказкой… Они попросят на память твою туфельку, и преподнесут в подарок другую, и в этих двух закадычных туфельках ты станешь кружиться на лакированном паркете, вспоминая