Руководство царедворцев – в замковой типографии. Печатают. Там же – и мимы. Выходят со стопками, их неподвижность бросается в глаза. Многие узнают знакомых. Мим-невидимка – в позе лотоса. Его никто не видит. Чашка кофе зависла в воздухе. Её приводят во вращение, смотрят в отражение, дивятся. Мима пытаются подвинуть, тащат гардероб. В гардеробах – неразбериха. Худенькие излишне худы, нет нужных размеров, нужно либо перекраивать, либо набирать вес. Их упрашивают, одну несут на руках. Художники просят приостановить, они рисуют, поправляют кудряшки. Несколько этюдов каждой из сторон. Три ложки супа, приходится съесть. Потяжелевшую опускают на землю. Номер отрепетирован, следующий. Кипами разбрасывают сценарий. Проросший из дерева Олимпиец сосредоточенно изучает содержание. По его спине церемониально ползёт жук-олень.
Серьёзные люди не обращают на это внимание. В огромную Залу вносят
Через распахнутую дверь в Залу вбегают Чтицы. Они бегут по Зале, читая императорскую Элегию, сталкиваются, обнимают другу друга, целуют и бегут вновь. За ними бегут царедворцы, подхватывают их, поднимают над собой. Несколько Чтиц забираются на огромные шары, шары начинают катиться. Блестящая парча укрывает их путь, их голоса подобны Иволгам. За шарами с иголками несутся мимы, они мечтают их лопнуть. Парикмахеры и воздушные подковы, губная помада, шёлк, роскошный Персей, любовь. Сказка, вечная Золушка, вечер. Бал, бал, бал.
Балы не начинаются в полдень. Балов не бывает поутру. Репетиции случаются по утрам, бывают и ранние знакомства, но не свидания. Свет отпугивает тайну, глаза лучше закрыть. Перед закрытыми глазами развернутся древние празднества, апофеоз их сливается с сумерками. Зачатый на закате ребёнок родится властелином мира – таково древнее поверье. А зачатый на рассвете? Сказания забывают упомянуть, и остаётся лишь гадать по ладоням возлюбленной. Пусть полночь бьёт посередине между рассветом и закатом, шепчась о скрипучих колёсах. Её знаменуют букеты тимофеевки, внесённые покорным слугой. Старый закон запрещает ночные звуки, его нарушают лишь филины, бесстрашные и неуловимые. Но полдень, определённый Солнцем, не может пустовать. Его следовало заполнить. Заполнить движением, силами природы и тела, гомоном, фоном. Гостей уже встретили, проследовали церемонии и слова. Можно было уйти от всех, побыть одной, можно пойти к ручью, бродить по песку. Можно сидеть у окна, сделав зарядку, можно выпить кофе, добавив глоток мартини. А почему же утром не бывает встреч? Согласно древней легенде раньше люди встречались поутру. А потом перестали. Часы изобрели. Полдень давно позади. Праздник в самом разгаре.
Праздник повсюду. Гости съехались самые разные – приглашения раздавались на площадях городов, каждый мог вытащить счастливый билет. Полыхают флаги, вывески аттракционов, смех. Фаворитки и фавориты, камергеры и силачи, мошенники, бездельники – в павильонах не спросят. Столы со спящими выложены на всеобщее обозрение. Снадобья из маленькой лавки, на бирке – росчерк Амадея. К спящим не положено прикасаться, бредят и даже ходят. Аттракционы детям, цирк с циркачами и дрессированным шимпанзе-шахматистом. Сеансы одновременной игры. В маленьком вагончике ждут подростков, книги из библиотеки Амадея, с картинками.
Мужья пытаются скрыться от жён и фавориток, жёны – от мужей. В особых покоях красавцы-Гераклы украшают и одевают несносных – эстеты стремятся туда. Их ещё нужно найти, вывесок нет. Там царят тишина и послушание, желание Геракла – закон. Сеанс длится ровно час, право выбора образа – за ним. Лучшие образы скрывают от посторонних глаз, до поры бала. Для этого освобождали чуланы, туда поставили зеркала. По просьбе выдают и керосиновые лампы. По слухам, одна сумела выбраться из чулана и разгуливает среди толпы. Даму нашли на бегах, она без конца ставила на одного и того же мужлана. В наказание она не получит положенный всем крем для рук. Удар по самолюбию.
Бьют фонтаны, скрипят вращающиеся колёса.