У Карли возникали все новые и новые вопросы. Почему Райан не пытался помочь Билли по-настоящему? Не поделился своими сомнениями и опасениями насчет Хоупвелла с кем-нибудь из администрации тюрьмы? Почему слушал сплетни и хранил молчание вплоть до сегодняшнего дня, когда она вынудила его признаться?
Почему? Наверное, потому, что Макманн не доверял и не доверяет юридической системе и ее представителям. Боялся, что его не освободят досрочно, а Билли продлят срок заключения? Видимо, да.
– Сначала я не прислушивался к сплетням и разговорам молодых заключенных, – продолжал Райан. – Но это все равно доходило до меня. Отовсюду доносился похотливый шепоток, смех. Молодые парни говорили о женщинах, живущих и работающих в городе и, в частности, на базе, делились наблюдениями, впечатлениями. Дважды в неделю мне приходилось слушать это, поскольку я приезжал в тюрьму заниматься с Билли и другими заключенными. Парни рассказывали, как эти дамочки, надев коротенькие шорты, играют в гольф или в облегающих брюках катаются верхом. Вспоминали секретарш в мини-юбках, выходящих курить в обеденный перерыв на свежий воздух, женщин-офицеров, в свободное от службы время прогуливающихся по улицам, их легкомысленные наряды – узкие юбочки и маечки, стройные ножки…
Услышав это, Карли почувствовала острое раздражение. Райан прав: женщины, жены военных, женщины-военнослужащие не должны в столь легкомысленном виде разгуливать по улицам даже в свободное от службы время, особенно если на территории военной базы расположена тюрьма! Но делиться этими соображениями с Макманном она, разумеется, не сочла нужным. Сейчас важнее всего продолжить беседу, не позволить Макманну замолчать и замкнуться в себе.
– По-моему, для молодых мужчин, вынужденных долгое время обходиться без женщин, вполне естественно мечтать о них, фантазировать, – заметила Карли.
– Вы думаете? – усмехнулся Райан. – Что ж, возможно, вы правы, хотя… – Он замолчал.
– Хотя что?
– Ну… вот я, например, почти свободный человек и могу ходить куда хочу, однако…
– Договаривайте, Райан!
– Однажды я случайно увидел вас, вы шли по Ченнал-Серкл, направляясь к одному из академических зданий. Солнце садилось, и вдруг его последние яркие лучи осветили ваши волосы, и они вспыхнули, точно пламя. Я до сих пор помню, как это взволновало меня, и сейчас, рассказывая об этом, я тоже волнуюсь.
Пристальный взгляд Райана скользнул по лицу Карли, затем переместился ниже, и она напряглась, а сердце часто и гулко забилось.
– Вы были в туфлях на высоких каблуках, двигались удивительно грациозно, и я тогда подумал: как можно так легко ходить в туфлях на высоких каблуках?
– И о чем еще вы подумали?
– О том, как было бы прекрасно посадить вас к себе на колени и погладить ваши стройные ноги. Я… я и сейчас мечтаю об этом.
Карли опустила голову, боясь признаться и себе в том, как часто думала о нем, вспоминала его мускулистую фигуру, представляла, как сильные руки Райана ласкают ее. Но выдать свои чувства сейчас было бы безумием. Нет, Макманн не должен знать о том, что он ей небезразличен! Райан – свидетель по делу об убийстве, которое она расследует, вот и все! И его признание, неуместное в данной ситуации, лишь осложнит и запугает их и без того непростые отношения. Изобразив равнодушие, Карли холодно спросила:
– Скажите, а когда в тюрьме начались все эти разговоры о женщинах, поползли слухи об их связях с заключенными?
Разочарованный, Райан молчал, понимая, что зря так разоткровенничался с этой женщиной. Зачем? Она все равно не поймет и не оценит его чувств! Сколько раз он убеждал себя забыть о Карли, вытеснить ее из сердца, и иногда казалось, что ему удалось справиться со своими эмоциями, однако нет. Райана так сильно влекло к Карли, что он и сейчас едва подавлял желание прижаться к ее губам. Но он дал Карли слово никогда больше не прикасаться к ней и не целовать даже запястье…