Дыхание Осени

- У папы свои собственные признаки удачного и неудачного, - ухмыльнулся Джейем, - и обычно нам не следует на него равняться. Но сейчас он прав. Аньг помог императору, я видел, как вытянулись морды у этой парочки, карлика и того, в зеленом. Они все поняли правильно... ну, поняли, кому обязаны исцелением его величества. Но тут есть один тонкий момент.

- Какой момент? - Эрствин запутался окончательно.

- Если эти двое, мелкий и зеленый...

- Заленый - это Изумруд, - встрял Счастливчик. - Он узнал меня. Наверное, уже ошивался при дворе в те времена, когда я был вхож в Валлахал. Я-то его совсем не помню, вероятно, он был тогда молоденьким колдуном, держался в задних рядах. Это теперь он - придворный маг и состоит при особе его императорского величества. Вообще, в мое время Изумруды были пофигуристей, один другого толще.

- Если эти двое, мелкий и зеленый, - невозмутимо продолжил Хромой, - собирались как можно дольше править от имени императора, пока он хворает, то мы им помешали. Мы сократили срок их правления, когда Аньг пробудил Алекиана.

- Так это и был император? - Аньг удивился, даже глаза стали круглыми. - Не врете?.. Правда, что ли? Я думал, парнишка какой хворенький, вина ему для поправки...

- Да, Аньг, это был император. Хм, сынок, ты прав. Если им было выгодна болезнь Алекиана, мы нажили врагов. Но если их радость была искренней, то мы в выигрыше.

- Карлик сказал, чтобы мы держались поблизости, а я есть хочу, - признался Эрствин. - С утра не присели. Кстати, а кто этот маленький человек? Я слышал, он показывал указ, подписанный ее величеством...

- Это придворный шут Алекиана, - пояснил Карикан. - Я много слышал о нем.

- И в твое время, разумеется, шуты были пофигуристей, - ехидно вставил Хромой.

- Покойный император не жаловал шутов. Но уж полномочий у профессиональных дураков было поменьше. В прошлое царствование правили дураки-любители. Таких бумаг у шутов отродясь не встречал - таких, как у этого... как его?

- Полгнома, - подсказал Эрствин. - И еще его называли "сэр". Удивительное дело. Я слышал, что при дворе бывают всякие... э... странности, но не думал, что...

- Это мелочи, - утешил Карикан. - При дворе куда больше того, что ты назвал странностями. Послушай, парень, ты не хочешь отправить кого-нибудь из своих красавцев в лагерь? Узнать, как дела у ливдинских ополченцев?

Эрствин расстроился.

- Я должен был сделать это раньше?

- Ничего-ничего, сейчас, когда мы ждем аудиенции, любые дела подождут. Конечно, если бы сантлакские рыцари сумели собраться и напали на лагерь - они перебили бы всех без труда. Я не хочу думать, какая там сейчас неразбериха, за воротами. Знаю я, какие настроения бывают в такой обстановке. При первой же атаке все побегут спасаться в город, передавят больше народу, чем истребят враги. У нас в лагере не осталось никого ценного? - Карикан демонстративно огляделся. - Нет, все здесь. Тогда не морочь себе голову, парень. Ты не в состоянии творить чудеса, а олухов, которых привел сюда император, можно призвать к порядку разве что чудом.

Из здания бывшей кордегардии вышел гвардеец, огляделся, высмотрел в тени под стеной группу Эрствина и поспешил к ним.

- Господа! Граф Ливдинский...

- Это я, - выступил вперед Эрствин.

- Его императорское величество желает вас видеть, - важно произнес гвардеец. - Вас и ваших спутников.

***

- Мы следуем за вами! - торжественно объявил Эрствин. Ответ прозвучал под стать приглашению. Затем парнишка обернулся к солдатам. - А вы ждите меня здесь... хотя... Вот ты, Мойс, отправляйся в лагерь, разыщи ок-Ренга, пусть распоряжается до моего возвращения. И пусть пришлет сюда кого-то с докладом.

Затем они прошли под излишне внимательными взглядами охраны на второй этаж. Гвардеец постучал.

- Давайте, кто там! - выкрикнул изнутри Коклос. - Мы с братцем пребываем ныне в добром здравии, и вполне готовы карать и миловать. Я уже потираю руки, братец точит палаческий топор, а Гиптис шепчет самые жуткие магические формулы!

Алекиан в самом деле выглядел получше, он сидел, опираясь на подушки. Должно быть, чтобы устроить его получше, сюда приволокли все подушки, какие только могли сыскать. Большой рост и худоба Алекиана подчеркивали, как он болен, император казался бледным и изможденным, но взгляд уже приобрел ясность. Помещение освещала полудюжина свечей, капельки пота светились на лбу императора под прядями слипшихся волос, и во впалых щеках залегли тени.

- Ваше императорское величество, - Эрствин выступил из группы и поклонился - как можно изящнее. Мальчик волновался, он тоже побледнел, не хуже Алекиана, - позвольте назвать себя. Эрствин, граф Ливдинский, барон Леверкой, владетель Трайский, сеньор Гайна и судья Велемека.