Дыхание скандала

Потом вместо рта ее грудь принялись ласкать его руки, и Антигона потянула Уилла к себе, целуя в ответ, скользя языком по его языку, восхищенная его вкусом, запахом, самим ощущением его рядом с собой. Ее тело начало двигаться в ответ, бедра своенравно шевельнулись под ним. Уилл приподнялся на руках, освобождая ее от своего веса и напряг мышцы бедер.

Ох, силы небесные, это лучше.

— Уилл, — как молитву, выдохнула она его имя.

— Да. Скажи мне, покажи, что тебе нравится.

Она в ответ придвинулась ближе, прижимаясь к нему бедрами, и он снова опустил голову к ее груди, посасывая сосок одновременно с проникновением в ее лоно. Антигона чувствовала, как зарождается в ней эротический ритм, заставляя бедра двигаться ему навстречу. Она закрыла глаза и сосредоточилась на ритме и на чудесном, мощном ощущении, заливавшем ее. Руки покалывало от желания коснуться Уилла, служить его телу и его любви. Она провела ладонями по живой скульптуре его сильных рук, потом по шее, широким плечам, вниз по мускулистой груди. Под ее руками ее собственное божество, которому она готова служить и поклоняться, как какой-нибудь язычник, опьяненная захватывающим блаженством.

Ее любопытные пальцы плясали по его удивительно плоским соскам, и он издал невнятный звук, скорее удовольствия, чем боли.

Открыв глаза, Антигона увидела, что он поднялся над ней, его зубы стиснуты, словно от муки.

— Уилл? — вопросительно шепнула она.

— Сделай это снова.

— Это? — Она провела руками по его груди, пальцы прошлись по соскам, повторяя то, как он касался ее. — Тебе это нравится?

— Да. Нравится. — Он поднялся на колени, крепко прижал ее к себе, потом отпустил ее бедра и обхватил грудь. Он потирал тугие розовые пики мозолистыми подушечками больших пальцев.

Звук ободрения и жажды вырвался из ее горла чувственным криком. Глаза зажмурились, от низа живота расходились первые волны наслаждения. Антигона открыла глаза, когда почувствовала, что Уилл поймал ее руки, но расслабилась, когда он поднес их к ее груди.

— Коснись себя, — подбадривал он. — Кончиками пальцев. Ты сможешь делать это, когда меня здесь не будет.

Он направлял ее руки, учил, как лучше вызвать приятные ощущения. Делая это и наблюдая за ним, Антигона поняла, что ему нравится смотреть, как она сама доставляет себе удовольствие — его дыхание стало еще более прерывистым, глаза странно затуманились.

В ответ Уилл провел руками по ее бедрам. Поднявшись на колени, он сжал ее тугие ягодицы. Она наблюдала, как его руки сомкнулись вокруг нее и тянут вверх. Антигона почувствовала пронзившее ее мощное радостное удовольствие, и что-то внутри, какие-то последние остатки сдержанности сорвались с привязи и подняли бунт, опрометчивая, настойчивая, пьянящая смесь боли и наслаждения усиливалась с каждым нарастающим толчком. Уилл входил в нее все сильнее и сильнее, утоляя жажду, питая огонь, который зарождался там, где соприкасались их тела.

Антигона чувствовала, что ускользает, тонет в неодолимом вихре ощущений. Она вцепилась в простыни, сжимая в кулаках мягкую ткань, пытаясь удержаться под натиском давления и наслаждения.

Ох, она хотела. Хотела! Хотела получить это наслаждение!

Упираясь ногами в постель, она выгибала тело выше, отчаянно пытаясь успокоить зудящую жажду, но Уилл с такой силой входил в нее, что ноги не удержались и скользнули по простыне.

— Нет! — крикнула она, стремясь вернуться к удовольствию, которое с все нарастающей жадностью пульсировало в теле.

Уилл, потянувшись, схватил в изголовье подушку и подсунул ей под ягодицы, поднимая ее вверх. Но этого было недостаточно — он слишком высокий, — и сладкое ощущение исчезло.

С возгласом досады и муки Антигона подняла бедра выше, отчаянно цепляясь за него.

Уилл сердито пробормотал что-то, очень похожее на ругательство, и оттолкнул подушку. А потом он… У Антигоны перехватило дыхание, когда он просто поднял ее ноги к своей груди.

Ее пронзило до болезненности острое наслаждение. Антигона услышала страстный стон и поняла, что стонет она, что это звук удовольствия и беспокойства, потому что было так хорошо, слишком хорошо… наслаждение было таким интенсивным, что граничило с болью.

Но Уилл был неутомим. Он поднимался над ней с такой силой и красотой, что у Антигоны сжалось сердце. Она одновременно чувствовала его отдельным от себя и частью себя, и понимала в этот миг, что значит отпустить последнюю связь с реальностью и дать дорогу великолепной волне переворачивающих все вверх дном эмоций, которые бушевали в ней.

Она закрыла глаза и чувствовала, как он гладит ее по животу, по завиткам, скрывавшим место их слияния. Он перебирал завитки, потом скользнул пальцами чуть ниже, к чувствительной плоти.

Антигона закричала. Этого было слишком много и одновременно недостаточно. Ее голова моталась по простыне из стороны в сторону. Но Уилл не собирался отпускать. Он притянул ее назад и крепко держал за бедра, входя в нее. И что-то изменилось, стало так хорошо. У нее было такое ощущение, что она вот-вот рассыплется на тысячу осколков блаженства.