Это то непрочное, редкое время, когда любимые мертвецы вновь возникают рядом. Мир оборачивается внутрь себя, и морозный воздух полнится снами и таинствами. Небо, прозрачно-холодное, чистое, усеянное мириадами сияющих и таких близких звезд, подергивается серо-розовой пеленой, которая укрывает землю, предвещая скорые снега.
Я достала из коробки одну из спичек Бри и зажгла ее, восхищаясь этой мгновенной вспышкой, затем наклонилась, чтобы положить огонек на щепки. Падал снег, пришла зима – время огня. Свечи и потрескивающий очаг – дивный текучий парадокс, в котором таится ограниченная, но так и не укрощенная потенция разрушения: ее держат на безопасном расстоянии, чтобы она могла греть и чаровать, но в этой домашней близости и уюте всегда живет угроза.
Запах печеных тыкв наполнял воздух сладостью. Отстояв зловещий ночной караул, их зубастые головы теперь исполняли свое мирное предназначение – превращались в пироги и компост, чтобы присоединиться к безмятежному земному сну до следующего пробуждения. Накануне я разрыхлила землю в своем саду и посеяла озимые, чтобы они набухали во сне, грезя о своем воскресении.
Пришло время, когда мы вновь падаем в мировую утробу и видим сны о тишине и снеге. Мы открываем глаза навстречу льду замерзших озер под убывающим лунным светом, навстречу холодному солнцу, которое бледно горит голубым меж закованных в лед ветвей, мы возвращаемся от суеты ежедневных трудов к пище и сказкам, к теплому очагу, горящему в темноте.
Вокруг огня, в этой темноте, в безопасности, всякая правда может быть рассказана и услышана.
Я натянула шерстяные чулки, толстые нижние юбки, самую теплую шаль и отправилась раздувать огонь на кухне. Я стояла, глядя на клубы пара, вырывающиеся из котла, и чувствовала, как обращаюсь внутрь себя. Мир уйдет, и мы исцелимся.
Глава 39
Я есмь воскресение
Стук в дверь разбудил Роджера перед самым рассветом. Брианна, лежащая рядом с ним, неразборчиво заворчала, что он по опыту истолковал следующим образом: если он сейчас же не встанет и не отопрет дверь, то она займется этим сама, но он, Роджер, об этом пожалеет, как и тот, кому не повезло оказаться с другой стороны двери.
Покорившись судьбе, он откинул одеяло и провел рукой по спутанным волосам. Холод обжег голые ноги, в воздухе висело дыхание снега.
– В следующий раз, когда я буду жениться, выберу девушку, которая просыпается по утрам радостной, – сказал он смутной съежившейся фигуре, закутанной в простыни.
– Так и поступи, – ответствовал ему глухой голос из-под подушки, но даже такая звукоизоляция не скрыла язвительного тона.
Стук повторился, и Джемми, который по утрам просыпался радостным, подскочил в своей кроватке, похожий на рыжий одуванчик, что вот-вот облетит.
– Кто-то стучит, – проинформировал он отца.
– Серьезно? Мхм. – Роджер подавил отчаянный зевок, поднялся и пошел отпирать дверь.
Снаружи стоял Хирам Кромби, и вид у него в тусклом предрассветном свете был еще более кислый, чем обычно. Очевидно, он тоже не ранняя пташка, подумалось Роджеру.
– Мать моей жены отошла в мир иной этой ночью, – выложил он ему без всяких предисловий.
– Отошла куда? – с интересом спросил Джемми, высовывая растрепанную голову из-за ноги Роджера. Он потер заспанный глаз кулаком и широко зевнул. – А мистер Сторнуэй съел камень, он потом показывал его нам с Германом.
– Теща мистера Кромби умерла, – сказал Роджер, опустив руку на голову Джему и виновато кашлянув в сторону Хирама Кромби. – Мне очень жаль это слышать, мистер Кромби.
– Да, – мистер Кромби остался безучастным к соболезнованиям. – Мурдо Линдсей говорит, вы знаете Писание для заупокойной мессы. Моя жена спрашивала, сможете ли вы прийти и сказать пару слов на похоронах?
– Мурдо сказал… О!
Голландская семья, вот в чем было дело. Джейми тогда заставил его говорить над могилами.
– Да, конечно. – Роджер рефлекторно прочистил горло, голос был отчаянно хриплым, как всегда по утрам, перед тем как он выпьет чего-нибудь горячего. Не было ничего удивительного в том, что Кромби смотрел на него с сомнением.
– Конечно, – повторил он с нажимом. – Можем мы… эээ… чем-то помочь?
Кромби коротко мотнул головой.
– Думаю, женщины уже должны были приготовить ее к погребению, – сказал он, мельком взглянув на холм на кровати, который должен был быть Брианной. – Мы начнем копать после завтрака. Если повезет, то закончим прежде, чем пойдет снег.
Хирам поднял острый подбородок к блеклому небу цвета мягкой шерсти на животе у Адсо, затем кивнул, развернулся на каблуках и ушел, не утруждая себя любезностями.
– Папа, смотри!
Роджер опустил глаза, чтобы посмотреть на сына. Последний, приложив пальцы ко рту, опустил уголки губ наподобие перевернутой подковы – привычное выражение Хирама Кромби. Маленькие рыжие брови сошлись на переносице, изображая непримиримую угрюмость и создавая поразительное сходство. Рассмеявшись от неожиданности, Роджер резко вдохнул, поперхнулся и закашлялся, да так, что скоро согнулся пополам, хрипя.