Дыхание в басовом ключе (СИ)

- Ну, как тебе сказать, – сощурился тот. – Есть, конечно, определенные моменты...

- Ой, – перебил ударник, – в моих речах проскользнул знак вопроса? Простите великодушно, но он был риторическим.

- Так, – вмешался Леголас. – Стоп! Всем – стоп. Вы так до вечера можете упражняться в красноречии. Вы, часом, ничего не забыли? – скосил он глаза на свою гитару.

- Да, ребятушки, – поддержал его Хан, – давайте уже начнем, что ли? Все готовы? Тогда я даю отмашку. Раз. Два. Раз. Два. Три. Четыре!

Черт! Я никогда раньше не играла с оркестром. В смысле, с группой. В смысле, еще с кем-то. Собачий вальс в четыре руки в музыкалке не в счет. Уж простите, но масштаб совсем другой. Абсолютно, кардинально, несопоставимо другой.

Оказывается, разучить и отыграть свою партию – это не самое сложное. Самое сложное – это не запороть ее, пытаясь совпасть с остальными. Возможно, потому, что у меня никогда раньше не было подобной практики. А может, из-за неуверенности в своих действиях. А может, еще из-за чего. Не знаю, в чем была причина, вполне возможно – всё сразу. Но мне постоянно казалось, что я тяну не в ту степь. И, вместо того чтобы сосредоточиться и внимательнее присмотреться к нотации, я начинала прислушиваться к Леголасу. И подстраиваться под него. Не знаю, почему именно к нему, а не к басисту, но факт. Не то, правда, чтобы это что-то меняло...

После того, как я успешно запорола всё на свете в четвертый раз, Шес, наконец-то, поинтересовался такой настойчивостью:

- Витёк, что не так?

Если бы я знала, что не так!

Я даже объяснить внятно не могла, почему все время уплывала в сторону. Слушаю его, слушаю и вдруг – оп, и я уже там, в его партии. Даже веселее, его-то нот я не знаю. Так что я и не там, и не здесь. Я вообще невесть где. Вика, родненькая, ау, ты где?

- Не слушай меня, – посоветовал Дима. – В ноты смотри и всё.

- Нет, так дело не пойдет, – не согласился ударник. – Как ты себе представляешь “не слушать”? Она должна слышать всех. И чувствовать всех. Ты же сам знаешь! Вик, давай еще раз. Соберись. Держись своей партии. Не уплывай. Вспомни, что мы вчера делали. Поехали!

Через пару минут Хан резко хлопнул по струнам, прерываясь и останавливая нас:

- Ее опять сносит... Вик?

- Я не знаю... – признала я. – Думаю, я просто не уверена в том, что делаю. Надо еще раз...

- Не поможет, – нахмурился Шес. – Это либо есть, либо нет. Ты обязана быть уверена. Все лажают время от времени. Даже у меня порой такое бывает... Но это должно быть внутри твоей партии, понимаешь? Твоей, а не его... А знаешь, – вдруг просветлел он, – у меня идея. Ужарь-ка нам “Мурку”!

- Чего?

Или у меня появилось эхо, или гитаристы тоже не поняли логики. И только Дэн с прежним пофигистским видом продолжал крутить микрофон, смиренно ожидая, пока мы разберемся, где чьи ноги, простите – ноты, и можно будет ввести вокал.

- Если проблема в самом деле в неуверенности, – начал объяснять наш добровольный дирижер, – то давайте попробуем танцевать от обратного. Будем играть то, что умеет она.

- Понял, – согласился Хан. – Нам сейчас главное – сыграться. А ей прежде всего необходимо научиться оставаться при своем, чувствуя при этом других. Может, и правда будет удобнее делать это на её поле.

- Ну, давайте попробуем. Хуже-то всё равно уже не будет. – Ой, Димочка, ценю твою веру в меня. – Вика, ты начинай. Мы с Ханом посмотрим по ходу дела, что куда, и подтянемся.

Ну, здравствуй, Мурка! Давно не виделись – со вчера.

Я начала играть в полном одиночестве, но довольно быстро ко мне присоединился Хан, аккуратно перебирая струны, не вторя ударным, а как бы выделяя, подчеркивая определенные моменты. Получалось красиво, как-то объемно, что ли. И удивительно, но я абсолютно не терялась. Более того, я чувствовала, что это я веду его.

И когда зазвучала ритм-гитара – звонко, немного резко и жестко, со своей, заранее известной только хозяину, партией, – я осознала, что понимаю, наконец-то, что же Шес имел в виду. Я четко представляла себе, где заканчивается мой инструмент и начинаются их. И когда, ближе к концу, Леголас разошелся во всю, и решил побаловать нас импровизированным соло, я совершенно спокойно смогла подстроиться, меняя свою партию, но не скатываясь на его. Это было... чудесно.

- Вот! – Шес даже изобразил некое подобие аплодисментов, а Дэн показал поднятый вверх большой палец. – Вот! Умничка! А теперь, еще раз!

Я уже говорила, что ненавижу это его “еще раз”?

Мурку во всевозможных вариациях мы мучили раз восемь, пока мсье тиран и деспот не решил, что ваша покорная слуга усвоила урок и можно приступать к самому вкусному.

И, знаете, он оказался прав. Как только я научилась разделять себя и их, дело сдвинулось с мертвой точки. Не то, чтобы Шес стал меньше цепляться, но теперь мы в самом деле репетировали, а не играли в “я угадаю эту мелодию с пятой, максимум с шестой, попытки”.

А Шес изгалялся во всю. И не только надо мной. Потом меня уже просветили, что он вообще по жизни такой – несгибаемый перфекционист. Всё должно быть идеально или... Без “или” – должно, обязано быть идеально, и точка.