Дыхание в басовом ключе (СИ)

И вот, стою я на абсолютно пустой парковке под проливным дождем и таращусь на спущенное колесо, не имея ни малейшего понятия, что делать. Сторож уже запер двери лицея и ушел на обход, поэтому даже вернуться в сухое помещение я не могу . Звоню Олегу – не отвечает. Звоню Ромке – в командировке, может объяснить по телефону, только чем это поможет, если руки не из того места? Звоню в службу эвакуации – говорят, ждите, через два часа будем. И тут финальным аккордом порыв ветра вырывает из рук зонт и уносит его к чертям собачим. Я поступила, как любая уважающая себя женщина, попавшая в затруднительную ситуацию. Села в лужу и начала плакать.

Я, вообще-то, плачу довольно редко, по большей части держу в себе. Но, возможно, именно из-за этого иногда срываюсь по сущим, в принципе, мелочам и рыдаю навзрыд над разбитой чашкой. Ромка считает меня истеричкой. А Ленка, благодаря своей поразительной интуиции прекрасно понимающая, откуда у всего этого ноги растут, уже не раз говорила, что дабы не плакать по мелочам, надо не бояться плакать по-крупному. Но кто ж её слушает? Мы же всех умнее, всех мудрее...

Ну вот, сижу я под дождем, прислонившись к боку своей Нивы, мерзну и рыдаю крокодильими слезами. И вдруг кто-то заслоняет меня от воды и ветра, поднимает из лужи, тащит куда-то и запихивает в прогретый салон чужой машины.

Этим кем-то оказался Егор. Он сразу же признался, как в том, кто пробил колесо, так и в том, что тоже понятия не имеет, как его менять. Кроме этого признания, мы, кажется, не обменялись и словом. Он дал мне переодеться в свою запасную одежду, отвел в кафе напротив и молча просидел со мной почти три часа, пока не приехал эвакуатор.

С того дня что-то изменилось. Нет, ненависть не сменилась дружбой прямо в одночасье. Но мы перестали пакостить друг другу, стали здороваться при встрече, а потом слово за слово разговорились и оказалось, что у нас нет абсолютно, совершенно, тотально ничего общего.

И на этой-то почве мы, по странности, и сдружились. Я же предупреждала, что это просто бразильский сериал какой-то, да?

Вот к этому голубоглазому недоразумению я и шла. Мне надо было срочно поговорить. И, к слову, это был первый раз в моей жизни, когда я не могла обсудить сложившуюся ситуацию с Боженовым, поскольку... Ну, не могла я!

Можете считать меня дурой, можете назвать идиоткой, но смысл сказанного вчера Алеком дошел до меня, хорошо, если минут через десять.

- Я Снегов, а не Беленький, – заявил он. – И меня уже лет десять никто не называл простым пареньком.

И выжидающе, немного виновато уставился на меня.

А я... Я продолжила спорить, напрочь игнорируя сказанное. Доказывала, что знаменитости тоже люди. Призывала Шеса в свидетели. Заставляла его подтверждать, что ничто земное ему не чуждо, что повышенное внимание фанатов напрягает и утомляет, что хочется тепла и покоя, а не света софитов и ковровых дорожек. Умоляла Алека поверить ему, как человеку знающему. И не видела, в упор не видела снисходительных усмешек и выжидающих, слегка удивленных взглядов.

- ...всё это маски, – соглашался Шес. – То, что люди видят на экранах, и то, какой человек на самом деле, это разные вещи, и порой...

- Да быть такого не может! – я, перебив его на полуслове, резко развернулась к Алу.

- Что? – Шес не сразу сообразил, что я... сообразила.

- Что ты сказал? – наступала я на Снегова. – Ты же пошутил, да?

- Да какие шутки, Вика? – он выставил перед собой руку. – Грешен, каюсь, но зачем же так реагировать?

- Но... Но так же не бывает! Этого не может быть! Просто невозможно! Вы смеётесь надо мной, да? Алек, это такая шутка?

- Витёк, – Романыч тоже поднялся из-за стола и подошел к нам. – Ты чего? Ну, посмотри на него! Ну? Ты же бредишь им. Неужели даже сейчас не узнаешь?

- А ты! – мгновенно переключилась я на приятеля. – Почему ты мне ничего не сказал?!

Тут уже все уставились на Боженова. Я – негодуя. Ал удивленно. Шес как-то предвкушающе. Только Ленка продолжала смотреть на меня глазами нашкодившего котенка. Ну да, она ведь тоже знала и молчала. Друзья, называется!

- А в самом деле, почему? – повторил вопрос Алек. – Я же, вроде, не просил блюсти моё инкогнито?

- Саша, блин! – зыркнул на него Романыч. – Что значит “не просил”? А как ещё можно было понять это твое “не лезь не в своё дело”, а? – и повернулся ко мне. – Витёк, ты только не психуй, ладно? У меня и в мыслях не было разыгрывать тебя! И даже несмотря на просьбу Ала, я бы...

- Я не просил!

- Мне логи нашей переписки в аське поднять? – огрызнулся Боженов.

- Ах, это... Ты меня не так понял, – взял напопятный Снегов. – Я не о том просил молчать. А про Снежного – это же очевидно.

- Очевидно? – опять подключилась я. – Ал, как для постороннего человека может быть очевидным, что под личиной какого-то университетского дружка скрывается номер семь в мире электронной музыки?

- Номер шесть, – поправил Ал.

- Да хоть сорок восемь! – я опять повернулась к другу. – Ром, зараза ты, намекнуть хотя бы мог?