Дыхание ветра

Постоянная борьба со зверем в самом себе меня достала, но иначе я не мог.

Мысль о том, что мой отец смог избавиться от дара, давала мне надежду, и я не оставлял попыток, но превращения происходили без моего желания, без согласия, силой воли их невозможно было остановить, и мой разум совсем не контролировал то, что со мной происходило.

Самое смешное то, что в возвращении человеческого обличья должно было участвовать и желание, и воля, и разум. Короче, если бы в облике волка у меня каким-то образом повредился бы мозг, я бы навсегда остался зверем, и даже не подозревал бы, что могу быть кем-то другим.

В общем, только после успокоительного звонка, я стал осознавать, что всё ещё человек. И тогда ко мне вернулись мои прежние страхи, а так же то давнее чувство опасности. Надо было выяснить, от кого, или от чего оно исходило, и я решил заняться этим в ближайшее время.

После праздников, скрепя сердце, отправился вместе с отцом в посёлок, побывал у него на работе, в лесничестве, где он получал разнарядку, затем мы прошли по магазинам, закупили продукты на несколько дней, зашли на почту.

Я наблюдал за отцом, всё-таки он был когда-то оборотнем: не почувствует ли он какое-либо беспокойство, не посетит ли его, как меня, чувство опасности, но, не заметил почти ничего, причем даже у меня самого паранойя отступила. Так ничего и не выяснив, я вернулся домой.

Меня, конечно, так и подмывало сходить к дому Анюты, вдруг бы повезло её увидеть, но здравый смысл возобладал над желаниями, и я вернулся домой с отцом, успокаивая себя тем, что скоро её увижу.

Мне было чем заняться, ведь мой отец просто настаивал, чтобы я тренировался, развивал свои способности, но я принципиально продолжал бороться с даром. Из этого ничего не выходило, способности не развивались, я топтался на одном месте, и это меня нисколько не волновало, переживал только отец.

Наконец, когда закончились каникулы, в школу я летел, словно на крыльях.

У школьных ворот я остановился, поджидая Анечку. Она не заставила себя долго ждать, подошла ко мне через минуту. Одета она была в тёплую куртку с меховой опушкой, шапка была опущена до самых бровей, на руках тёплые варежки, на ногах высокие сапожки.

Увидев её васильковые глаза, я сразу растворился в них, не замечая больше никого, но когда мы вошли в тёплое здание школы, где я помог Анне снять куртку и, повесив её в раздевалке на вешалку, обернулся, то от неожиданности обомлел. Она выглядела совершенно иначе, чем до нашего расставания: под её большими синими глазами, блестевшими лихорадочным блеском, залегли огромные тёмные тени, скулы заострились, на впалых щеках горел болезненный румянец. Я даже раскрыл рот от изумления. Анна заметила это и спросила:

— Что-то не так?

— Анечка, ты что, больна? — с ужасом в голосе проговорил я.

— Нет, — в её голосе было удивление.

— Ну, тогда тебя, как минимум, держали в концлагере и каждый день пытали, — попытался я пошутить.

— Да, ладно! — преувеличенно весело сказала она, уставившись на меня, видимо не желая посвящать меня в свои проблемы, но её губы задрожали и в уголках прекрасных очей образовались две чистейшие жемчужины.

Она часто заморгала, скрывая свою слабость, а я не мог оторвать глаз от глубоких синих озёр на таком родном измученном лице. В моей груди, словно, что-то взорвалось, по телу разлилась щемящая сладкая боль, и на виду у всех я обнял Анюту за плечи, притянув её к себе крепко-крепко и коснувшись губами её волос. Она тоже обхватила меня тонкими руками за талию, и мы долго стояли так, не обращая ни на кого внимания, пока не прозвенел звонок на первый урок.

Глава 35. Признание

Анна

Началась третья четверть, учиться оставалось около полугода. Стоял снежный и морозный январь. Зима завладела окрестными горами, лесами и нашим маленьким посёлком. Всюду лежал большой слой снега, крепчал мороз. Но зима не желала останавливаться на достигнутом, то и дело, подсыпая всё новые и новые порции снега, примораживая всё с новой силой.

Посёлок, словно вымер, был тих, как никогда. Жители лишний раз не выходили из домов, топили печи — из трубы каждого дома поднимался высокий столб серого дыма, что предвещало сильный мороз.

Детвора была занята в школе, выбегая только на переменах поиграть в снежки, все дороги были занесены сугробами, через которые можно было пробраться только лишь по узким тропинкам.

Отец строго настрого приказал мне не задерживаться в школе, ни в коем случае, иначе, по его словам, всем было бы плохо. Я не стала проверять, что конкретно могло случиться, если бы я нарушила указание, так как папа был непредсказуем.

Конечно, мне совершенно не хватало времени, чтобы насладиться общением с Александром, но за неимением лучшего приходилось довольствоваться хотя бы тем, что вижу его почти каждый день.