Дыхание ветра

— С Анькой так нельзя!

— Как?

— Ты, моральный урод, перестань её обижать!

— Тебе-то что?

Они стояли напротив друг друга, здоровенные парни, с широченным разворотом плеч, рычали друг на друга и готовы были вцепиться каждый другому в глотку. Я не ожидала, что поддержку получу именно от непризнанного лидера класса. Когда-то он был ко мне неравнодушен, но я выбрала не его, из-за этого в на Алекса начале учебного года разгорелась настоящая травля, но всё же Антон это принял, успокоился до поры. Но теперь он готов был меня поддержать. Не Вера, не одноклассницы, а парень, которому я отказала. Парни сверлили друг друга гневными взглядами.

— Ты точно урод! — заявил Антон, и они сцепились, вот только друзья не позволили им подраться, растащили в разные стороны, и Алекс ретировался.

После, успокоившись, Антон подошёл ко мне и сказал:

— Ань, не обращай на этого придурка внимания! Пусть творит, что хочет! Он просто пытается тебя задеть. Но он не достоин тебя. Ты если что, обращайся, ну, там, доставать кто — то будет или ещё чего, поняла?

— Хорошо, спасибо, Антон, — ответила я. Мне было приятно, что хоть кто-то оказал мне поддержку. Конечно, Антон не знал о нашей с Алексом договорённости, и в его интерпретации выглядело всё так, словно Алекс пытался мне досадить. К счастью, он не стал снова предлагать себя в качестве молодого человека. Всё-таки дураком он не был и понимал, что девушка должна сначала пережить разрыв предыдущих отношений.

Я должна была его пережить, но иногда мне казалось, что я просто успокаивала себя этим, убеждая в том, что всё происходящее имеет всего лишь одну цель — сохранить мою жизнь. В другие же моменты я понимала, что пережить разрыв будет непросто и, если я не буду каким-то образом отвлекаться от того, что больно ранило моё бедное сердце, то могу просто сойти с ума.

Единственным утешением в моей жизни было то, что в школе хоть иногда я видела Александра. Я уже привыкла к тому, что вижу его мельком, не позволяя себе задержать на нём свой взгляд дольше положенного времени, чтобы никто не заподозрил меня в том, что я всё ещё неравнодушна к нему. Стараясь не показывать свои истинные чувства, иногда лениво бросала редкий взгляд в его сторону, очаровываясь красотой его лица, обрамлённого чёрными, как смоль, волосами, и глазами цвета неба перед грозой.

Терзающая меня постоянная боль, становилась особенно острой, будто пронзая моё сердце раскалённой докрасна острой иглой, в груди нестерпимо жгло, и это повторялось снова и снова, когда я видела его. Но привыкнув не замечать той боли, которая сжигала моё сердце, знала, что если не взгляну, не увижу его хоть на миг, в моей груди поселится ледяная пустота, словно чёрная дыра, поглощающая все мои чувства и эмоции, пожирающая душу.

Особенно тяжело было в те дни, когда я не могла видеть его по не зависящим от меня причинам, тогда я готова была бросить всё и бежать к нему, и только разум не позволял мне сделать этого, поскольку я пообещала Александру, что не приближусь к его дому на расстояние километра. Чувствуя расширяющуюся в груди ледяную пустоту, я успокаивала себя тем, что вскоре снова увижу его и получу новую порцию жгучей боли, которая не позволит моей душе покрыться толстой коркой льда, и в то же время отвергала даже мысль о том, что буду делать, когда он покинет мой мир навсегда.

Это было так мучительно, но он принял такое решение — таким образом защитить меня от вампиров, которые постоянно будут доставать его и искать любые зацепки. Я знала, что он твёрдо решил уехать, и уехать очень далеко, таким образом, надеясь отвести от меня и моей семьи любые подозрения о связи с ним. Поэтому и вёл себя именно так, а не иначе, можно сказать запутывал тех, кто, может быть, будет распутывать его связи. Главной целью было то, чтобы вновь пришедшие даже не обратили своего внимания на меня. Разумом я всё это понимала, но сердечная боль всё не утихала, заставляя меня страдать всё сильнее день ото дня.

В тоже время мне необходимо было учиться, готовиться к неизбежным экзаменам, только благодаря которым я смогла хоть как-то отвлекаться от своей боли, загоняя её на задворки сознания, ведь полностью отключить её не получалось. Поэтому во время всего, что делала, чем занималась, будь то подготовка к экзаменам или работа по дому, занятия в школе или прогулка с Ванечкой, ни на секунду не смогла забыться, отключиться от того, что мучило меня, что не давало расслабиться даже во сне. Как бы мне ни было тяжело, нельзя было показывать этого никому, даже самым близким людям. Я старалась изо всех сил не проявлять своих чувств даже при родителях. Но моя мама очень проницательный человек. Она первой заметила, что со мной что — то не так.

— Доченька, у тебя всё хорошо? — спросила она как-то раз, когда мы убирали посуду после обеда.

— Да… — протянула я, но видимо мой ответ её не удовлетворил.

— Может, тебя кто обидел?

— Нет, мам, никто, — тихо ответила я.