Дыхание ветра

— В твоем положении так и должно быть. Но Симон все время о чем-то думал. Со мной было так же перед нашей свадьбой, я торопился наделать тебе детишек. Но ему еще придется потерпеть.

— Да, настроение у него улучшится, когда он предстанет перед священником, — пошутила Бетти. — Наша маленькая Мари тоже побывала на празднике, и Луи ей не досаждал.

Бетти рассмеялась. Ничего плохого она теперь не ждала. Жозеф снова доверял ей и был с ней ласков, а Поль Трамбле, единственный человек, который мог выдать ее, умер. Дети не пострадают от ее безумной выходки. И этот ребенок, которого она скоро родит, он тоже будет Маруа. Чем ближе подходил срок родов, тем больше росла в Бетти уверенность, что она зачала ребенка именно от Жозефа, а не от кого-то другого.

— Ну, пора спать, — произнес Жозеф. — У меня больше нет сил.

Он тут же захрапел, а Бетти, вслушиваясь в знакомые ночные шумы, определяла их для себя. Вот ухает сова, она, конечно же, уселась на колокольне приходской школы. Вот в стойле корова Эжени, несмотря на свой преклонный возраст, дергает цепь, как теленок; вот пьет воду Шинук.

«Спасибо тебе, Боже, что я смогла сохранить свое место в моем доме, среди своей семьи».

Боль возвратилась, настойчивая и глухая. Поскольку предстояли пятые роды, Бетти заволновалась. Ребенок, судя по всему, был большой и вполне мог родиться раньше положенного срока. Ну что ж, в этом случае на свадьбе у Симона она не будет выглядеть толстухой.

Бетти начала массировать себе живот, пока схватки не уменьшились. Но они регулярно возвращались, и так продолжалось до зари. Петух Онезима Лапуанта издал свой победный крик, который, казалось, поздравлял солнце с тем, что оно разогнало тьму.

«Я время от времени засыпала, но тем не менее отдохнуть не смогла, — с сожалением подумала Бетти. — Наверное, это ложные схватки. Иначе они стали бы чаще».

Она бесшумно поднялась и спустилась приготовить кофе. Симон и Мари еще спали. Как хорошая хозяйка, Бетти удостоверилась, что в кухне порядок, все стоит на своих местах. Думая о том, как организовать день, Бетти строила в своей голове различные планы.

«Дом должен быть чистым. Я попрошу Жо позвонить родителям. Лора сказала мне, что мы вполне можем воспользоваться их телефоном, если возникнет необходимость… Мама приезжала, когда родилась Мари, и мне было так приятно видеть, как она склоняется над колыбелью моей девочки».

Она разожгла плиту и поставила чайник. Ранний утренний воздух был свеж. Вдруг по ее ногам стала течь жидкость, скапливаясь лужицей на деревянном полу, который прошлым летом был выкрашен в желтый цвет.

— Бог ты мой, отошли воды! — прошептала она. — Ребенок сегодня появится на свет!

Первой ее заботой было подтереть пол. Но стоило ей закончить уборку, как острая боль пронзила поясницу.

«Такого со мной никогда не было! — подумала она. — Нужно разбудить Жозефа. Он поможет мне постелить чистые простыни».

Бетти была не из тех, кто охает и боится предстоящих страданий, но роды у нее всегда проходило долго и мучительно. Когда она рожала Армана, то из-за душераздирающих криков, вырывавшихся у нее из груди, вся округа осеняла себя крестным знамением.

— Если повезет, — шептала она, — этот малыш постарается и я рожу его еще до наступления темноты.

Роберваль, пятница, 14 июня 1940 г.

Эрмин проснулась оттого, что кто-то щекотал ей щеку. Перед ее постелью стояла Киона и водила по лицу молодой женщины перышком чайки, которое Мукки принес вчера с озера. Через белые льняные занавески проникали первые солнечные лучи. Киона спала со своим младшим братом, чтобы, если его начнут мучить кошмары, как можно быстрее прийти ему на помощь.

— Который час, дорогая? — тут же спросила Эрмин. — Сегодня вам в школу. Ты уже готова? Не говори громко, разбудишь Луи.

— Сейчас семь часов, — серьезно ответила ей Киона. — Ты же видишь, я еще в ночной рубашке. И я хочу тебе кое-что сказать.

— Тогда присядь здесь. Времени поговорить у нас хватит. Я рада, что Луи сегодня не плакал.

«И не описался!» — подумала она, ощупывая простыню.

— Мимин, у мадам Маруа сегодня родится ребенок, — заявила девочка.

— Откуда ты знаешь? — удивилась Эрмин. — Симон звонил?

Киона пожала плечами, глубоко вздохнув.

— Я тебе сказала и все. Только тебе. Я не виновата, что вижу то, что происходит с другими.

— Ну конечно же не виновата! Прости меня, я еще не совсем проснулась. Киона, это прекрасная новость. Ну же, улыбнись, прошу тебя! Мне так грустно, когда ты не улыбаешься. После своей болезни ты дуешься, как капризный ребенок, а ведь ты совсем не капризная. И виду тебя мрачный. Когда ты мне улыбалась, мне казалось, что я греюсь в лучах восхитительного солнца, которое пробуждает все живое.

Вместо ответа Киона спрятала лицо на груди у Эрмин. Она не проронила ни слова, но ее худенькие руки пытались обнять молодую женщину.

— Мама запретила мне делать это! — в конце концов произнесла она.

— Тала боится, как бы ты не впала в такое же состояние, как тогда, когда тебя пришлось везти в больницу. Ты была так далеко от нас, мы не могли защитить тебя!