Фрэнсис
. Да, у многих было такое кошмарное, снисходительное отношение… Знаете, как иногда на вечеринках у некоторых проскальзывает этакая пренебрежительность к женам… А другие считали, что это психотерапия. Но это было ни то, ни другое. Самое невероятное, что я стала писать, потому что мне это нравится.Мадлен
. Что может быть лучше!Фрэнсис
. Вот именно. Может быть, начни я, когда была моложе, это стало бы для меня обузой. Стало бы профессией. Или обязанностью. А так ни — то, ни другое.Мадлен
. Вам просто повезло.Фрэнсис
. Да, правда.Мадлен
. Кто бы мог подумать.Фрэнсис
. Вот именно.Мадлен
. А так — ведь вам не слишком везло в жизни.Фрэнсис
. Вы правы.А что до вашего другого вопроса, то Мартина я в свои книги не вставляла. Или, вернее, у меня ничего не получилось. Надо признать, он более многогранен, чем большинство людей, которых я встречала…
Мадлен
. Да-да.Фрэнсис
. Не говоря уже о моих чувствах…Мадлен
. Разумеется…Фрэнсис
. …которые могли — как бы это выразить? — исказить его облик…Мадлен
. Разве что немного.Фрэнсис
. Да, немного, верно. Но рука художника должна быть уверенной!Мадлен
. Я тоже так считаю.Фрэнсис
. Писать надо всегда твердой рукой. Если рука художника дрожит, получается плохо, и тогда это больше говорит о самом художнике, чем о его предмете.Мадлен
. Верно.Фрэнсис
. И даже я, даже я сама сумела понять: он у меня не получится.Он у меня не получится, а это будет несправедливо.
Мадлен
. О господи.Фрэнсис
. Да, представляете? Честно говоря, после того случая я сдалась и выбросила белый флаг. Так и внушала себе: «не пытайся описать Мартина».Мадлен
. Думаю, вы были совершенно правы.Фрэнсис
. Знаете, читатели меня любят. Им нравится мое спокойное, но несколько разрушительное чувство юмора.Мадлен
. Как хорошо, что вы способны смеяться.Фрэнсис
. Да! За последние несколько лет я просто обхохоталась.Мадлен
. Правда?Фрэнсис
. Я чувствовала, конец приближается.Мадлен
. Так вы все это предвидели?Фрэнсис
. Думаю, да.Мадлен
. Прямо все так, как было?Фрэнсис
. Пожалуй, да.Мадлен
. Он любил вас.Фрэнсис
. Да.Мадлен
. Это была любовь.Фрэнсис
. Пожалуй, да, он меня любил.Мадлен
. Конечно, любил. Я тому свидетель. Боже, сколько он о вас говорил.Фрэнсис
. Правда?Мадлен
. Конечно. И очень подробно.Фрэнсис
. Он, что, нас сравнивал?Мадлен
. Еще бы! И всегда в вашу пользу.Фрэнсис
. Всегда?Мадлен
. Ну, как правило. Чтобы никому не было обидно.Фрэнсис
. Да, он меня любил — как французы говорят? — «очень по-своему»…Мадлен
. И вы его очень любили.Фрэнсис
. Он меня любил. Ладно, какая теперь разница. Но самое главное, под конец, если уж отдать ему должное, он старался изо всех сил…Мадлен
. Он ушел по-хорошему, да?Фрэнсис
. …если принять во внимание, что по-хорошему уйти невозможно. Но что правда — то правда, сердцем я давно чувствовала, что дело идет к концу.Мадлен
. То есть вы хотите сказать, вы страшились этого.Фрэнсис
. Да.Мадлен
. Это не то же самое, что знать.К тому же у вас были дети.
Фрэнсис
. Конечно.Мадлен
. То есть, у вас есть дети.Фрэнсис
. А вы, Мадлен? Вы могли это предвидеть?Мадлен
. Вы сказали, как я поняла, что хотите приехать поговорить со мной о Мартине…Фрэнсис
. Да.Мадлен
. …вы именно так сказали.Фрэнсис
. Совершенно верно.Мадлен
. Хорошо. Но вы не сказали, почему. О чем конкретно вы хотели говорить?