Дыхание жизни (ЛП)

Мадлен. Этими самыми словами. «И ты всегда будешь старше». Очень романтично! И это в баре, в Алабаме.

Мадлен углубляется в воспоминания. Фрэнсис протягивает руку и берет свое пиво, глядя на Мадлен.

Как бы там ни было, мы оба туда попали из-за демонстрации в защиту прав человека.

Фрэнсис. Вот как. Так это тогда было.

Мадлен. Я тогда сбежала из Англии.

Фрэнсис. Да что вы?

Мадлен. Да. Сбежала. В один прекрасный день взяла и уехала. Почему бы и нет? А за несколько лет до этого даже убегала из дома.

Фрэнсис. А ваши родители еще живы?

Мадлен. Живы? Вряд ли. Думаю, это маловероятно. Как вы считаете?

Фрэнсис. А вы не жалеете об этом? О том, что ничего не знаете о родителях.

Обе хмурятся, не находя понимания друг у друга.

Мадлен. Да, все так и было. Я сбежала из страны, где родилась, села в автобус «Грейхаунд» и проехала через всю Америку. Но самое смешное — это что он оказался в том задрипанном баре в Алабаме. Единственный белый, к тому же англичанин!

Фрэнсис. И на вас подействовало его обаяние?

Мадлен. Тут же.

Фрэнсис. Уже тогда.

Мадлен. Да, мгновенное обаяние, такой врожденный шарм, и еще в нем было что-то немного сонное, уже в те годы, такое чуть сонное выражение…

Фрэнсис. Да-да…

Мадлен. И с ним было очень легко, он был такой простой — по крайней мере, внешне…

Фрэнсис. Да, очень простой поначалу.

Мадлен. Вот именно. Как будто в жизни не может быть никаких сложностей, и вообще, из-за чего весь сыр-бор?

Фрэнсис. Точно.

Мадлен. «А в чем проблема?»

Фрэнсис. Господи! «А в чем проблема?» Он все время так говорил.

Мадлен. Да.

Фрэнсис. И тут действительно начинает казаться, что никакой проблемы нет.

Мадлен. Да.

Фрэнсис. И сразу поддаешься и веришь ему на слово.

Мадлен. Он тогда сказал: «Пространство!» Я хорошо запомнила это слово. Просто я никогда прежде не слышала, чтобы кто-то так говорил. Уж точно не в 1963 году и менее всего кто-то, интересовавшийся гражданскими правами. По-моему, пространство — это то, что обычно исследуют; в него нельзя завернуться, как в простыню. Я тогда спросила: «Что ты делаешь здесь, в Америке?», и Мартин сказал: «О, мне необходимо пространство».

Обе улыбаются.

Да, так и было. Нужно немало воображения, чтобы представить себе его, совсем молодого, в том баре…

Фрэнсис. Я могу себе представить. Он стоит у меня перед глазами.

Мадлен. Весь взъерошенный, у него в те годы было еще много волос. И знаете, он не говорил со мной о притесняемых неграх …

Фрэнсис. Нет?

Мадлен. Не клеймил историческую несправедливость, не возвещал момент, когда, наконец, можно с этой несправедливостью покончить… Он просто нелегально пил свое пиво — ему еще не было 21 — и закусывал орешками, и даже не пытался притвориться, что переплыл через Атлантику,…

Фрэнсис. Да что вы?

Мадлен. …чтобы бороться с социальной несправедливостью. Вовсе нет. Он сидел там, у стойки, и говорил, что проделал весь этот путь, потому что ему, видите ли, места не хватало. (Мадлен, возмущенная, встает с места). Ну да, конечно, теперь все так говорят…

Фрэнсис. Это верно.

Мадлен. Теперь, спустя сорок лет. Теперь все воспринимают это как должное. Да, да, как должное. Как будто Земля по определению вертится только вокруг них!

Фрэнсис. Вы правы.

Мадлен. Ничего другого не существует, ничего стоящего не происходит. Никаких событий. Никаких реально существующих негров не избивают палками. Никаких автобусов не поджигают. Все события обретают право на существование лишь постольку, поскольку они поднимают вечный, бесконечно сладостный вопрос: а что лично ты думаешь об этих событиях? Как эти палки, эти горящие автобусы задевают лично тебя?.. (Мадлен на секунду задумывается). Но я — тогдашняя — я была очень молода и считала себя умнее всех. И вот я сижу рядом с ним и начинаю заводиться. Хотя, в общем, мне никогда и заводиться-то не требовалось: моя злость всегда при мне, всегда наготове, всегда на поверхности…

Фрэнсис. Что, даже теперь? Даже сегодня?

Мадлен. Больше, чем когда-либо. Особенно сегодня. Вот так-то! Сегодня я сердита, как никогда!

Они смотрят друг на друга, затем Мадлен продолжает.

«Что?» — говорю я ему. «Хочешь сказать, что приехал сюда просто ради собственного удовольствия? И все? Никаких других порывов? Получше причины не нашлось?»

Фрэнсис. И что он ответил?