Дым

— Ты же знаешь, я далека от всех этих детишек и мой материнский инстинкт смертельно мертв, но эта зверушка выглядит очень мило. — Лина в своем духе, но такой ее сделала жизнь, и не мне судить.

Я знаю, как тяжело Паулине даются разговоры на подобные темы и что за внешним спокойствием она скрывает очень личные переживания. Потому как лет пять назад она узнала, что не может иметь детей.

Не вдавался в подробности, но подруга была категорична в заявлениях, когда пытался убедить не сдаваться. Ей было непросто, знаю, она рассталась с женихом прямо накануне свадьбы, забив на оплаченный банкет и платье. На самом деле, мне кажется, ей и сейчас нелегко, хоть и старается не подавать вида. Но то, как она сторонится любого рода отношений и при знакомстве с парнями чуть ли не в лоб заявляет о своем статусе, лишь подтверждает мои мысли.

— Выложу в «ТикТок», дети же нравятся людям, да?

— И ты туда.

— Куда, мистер бука?

— Один уже доигрался.

— Кто?

— Стажер наш, Леон.

— Который киллер? — острит, улыбаясь, но через секунду вдруг подпрыгивает. — В смысле Леон? Красавчик Леон? Он ваш стажер?

Не понимаю, что имеет в виду, пока она не показывает мне позера, который светит голой, забитой портаками спиной на фоне разобранной автоцистерны в части. Дать бы ему леща хорошего.

— Мне срочно нужно записать с ним видео, у него же больше миллиона подписчиков!

— Можешь записывать сколько угодно, пока в гипсе шляется.

Она закатывает глаза, но уже не возмущается. Остальной час пути проходит спокойно, и, когда мы сворачиваем к дому моих родителей, навстречу нам вылетает Бэтмен — черный толстый лабрадор. А на его крик естественно бежит мать.

Она в нарядном платье, с укладкой. На воротах развешаны воздушные шары, музыка играет. Как всегда, неуместно торжественно все. Я бы из-за состояния отца вообще не праздновал, но уговорили.

— Коля, Федор приехал!

Ненавижу полное имя.

— Приехал дядя Федор. — Паулина улыбается и тычет пальцем в беснующуюся со старым лабрадором Пони да на себя. — А еще пес и кот.

— Паулина, красавица, только хорошеешь с каждым годом. — Мама лезет обниматься к ней. — И кому же счастье такое достанется?

Даже не гладя, догадываюсь, что косится в мою сторону, знаю ее этот тон. Она никогда не бросает попыток. И не то чтобы хочет свести меня с Линой, скорее, хоть с кем уже. Она настойчива в желании видеть рядом со мной девушку, а постоянных кандидатур, кроме Пули, нет.

— Уж точно не вашему сыну. Федя, конечно, красавчик, каких поискать надо, но он ужасно вредный и ест мясо. А вообще, в его жизни только одна женщина, и с ней не сравнится никто. — Она смачно и весело целует маму в щеку и убегает во двор.

— Вот именно этого я и боюсь, — с укором говорит та.

— Как папа, мам? — меняю тему, крепко обняв ее.

— Стабильно, слава богу.

Подвисаем, смотрим друг на друга. Знаем, что нас ждет. Мы будем изображать, что все в нашей семье в полном порядке, что болезнь не атакует и отцу не нужна очередная химиотерапия. Для него. Ради отца, для которого жалость — худшее проявление эмоций.

— Ну что же мы стоим, утка стынет-то! Пойдем, сынок, — подгоняет.

Мы разуваемся на крыльце, как раз когда мимо проносятся собаки. Мама хохочет, подталкивая меня вперед — так она умеет искренне радоваться простым вещам. Под ногами знакомо скрипят половицы. Сам улыбаюсь честно и откровенно — в доме точно угадывается запах детства, чего-то родного.

Я провел в станице много времени, пока мы не переехали. И хотя в городе наша жизнь круто изменилась, у отца появилась любимая работа и пожарная часть, я все равно нередко ездил сюда, пока бабушка была жива. Сейчас родители решили вернуться, потому что так советовал врач — свежий деревенский воздух, все дела. Отцу, конечно, два раза в неделю приходится ездить по полтора часа в академию, но сидеть дома он не привык.

— Пахнет убийственно, мам, — говорю, зайдя на кухню. Желудок и правда сводит. К кексам, которые в круглосуточном купил Юне и ее дочери, не притронулся и, кроме кофе, ничего не ел.

В зале, за занавеской из тонких веревок, накрыт стол, на старом серванте расставлены семейные фото, скатерть праздничная — мама сама вышивала рисунок, знаю, что для особых случаев держит. Паулина что-то увлеченно рассказывает, когда подхожу к ним. Отец мне скупо кивает, руку пожимает крепко, хоть и сдал заметно за последний год.

— Ухнем? — косится он на бутылку. — Наливку вишневую выкопал. Загляденье.

— Конечно, куда денусь.

Я не вникаю в общую беседу, болтология у нас по части Паулины, она вечно развлекает родителей. Усаживаюсь на придвинутый к столу диван и перехватываю кастрюлю с вареным картофелем. Помогаю разложить по тарелкам, а то мама женщина мировая — и мешок на спине протащит, лишь бы другие не напрягались.

— Больше клади, а то безобразие! Три картофелины для взрослого мужчины — это мало.

Мама успокаивается, только убедившись, что я съедаю двойную порцию.

— И когда уже внуки, — подловив на кухне, говорит вроде бы в пустоту, но так, чтобы я обязательно слышал.

Я не реагирую — выработал иммунитет.