Дым на солнце

«Уэсама». Это было последнее слово, которое Рэн произнес в этой жизни.

Дым от костра поднимался в сторону Оками. От него его глаза горели, а в горле запершило. Он закашлялся, и на его ресницах собралась влага. Сначала он хотел бороться с ней. Оками не плакал, даже когда был уверен, что рядом нет свидетелей. Он никогда не позволял этой слабости одолеть его.

Рэн не заслуживал умереть в столь юном возрасте. Так бесполезно. Возможно, это что-то означало, что он погиб в бою.

Погиб с честью, защищая друга.

Честь.

Оками смотрел на огонь, пока его глаза снова не загорелись. Честь была достойна ненависти. Она заставляла людей поступать глупо, словно они были героями. Словно они были непобедимыми. Оками ненавидел героев больше всего на свете. Еще ребенком он пришел к выводу, что героев больше заботит то, как мир воспринимает их, чем те, кого они оставили позади.

Цунэоки встал с другой стороны березы. Он подарил своему другу немного пространства, хотя Оками знал, как это было непохоже на него. За исключением того времени, когда он принимал форму ночного зверя, Цунэоки не был известен тем, что тихо выжидал в тени. Доказательством этого было то, что ему удалось сделать всего за десять дней: ряды Черного клана увеличились в девять раз по сравнению с тем, что было раньше.

– Хочешь, чтобы я послал за целительницей, чтобы осмотреть твои раны? – мягко спросил Цунэоки.

– Не сейчас.

Цунэоки подождал еще немного.

– Потерю Рэна – друга и брата – нелегко забыть. – Его голос стал хриплым. – Не уверен, что когда-нибудь захочу ее забыть.

Гнев вызвал еще один спазм боли, пронзивший грудь Оками.

– Тебе следовало оставить меня там.

Угрюмый смех Цунэоки наполнил воздух.

– Тебе бы это понравилось. Тогда ты мог бы умереть трагической смертью, на которую всегда надеялся. Как герой.

– Ни для кого я не герой. – Его кулаки сжались по бокам, но Оками боролся с желанием наброситься на своего друга. – Ты пытаешься меня разозлить.

– Работает?

– Нет, – чуть ли не прорычал он в ответ.

– Лжец.

Морщась от дыма, Оками отвел взгляд.

– Зачем ты это делаешь?

– Ты должен чувствовать ответственность за то, что произошло.

– Как скажешь. – Он равнодушно пожал плечами. Очередная вспышка боли чуть не заставила его закричать. Оками хмыкнул, пытаясь скрыть это.

– Конечно, ты чувствуешь свою ответственность, – повторил Цунэоки.

– Я не собираюсь потакать тебе…

– Прекрати. Веди себя так в следующей жизни. – Цунэоки посмотрел прямо на него. – Ты не единственный, кто потерял все, Такэда Ранмару. Некоторые из нас просто решили хоть что-то с этим сделать.

Белый дым ярости затуманил разум Оками:

– Что заставляет тебя думать, что я…

– Мне больше нечего сказать тебе по этому поводу. – Цунэоки сделал паузу. – Я пошлю за целительницей. И ты последуешь ее советам. – Он направился прочь, но остановился всего в нескольких шагах от того места, где стоял. – Счастлив снова видеть тебя, Оками. Я рад, что ты в безопасности. Когда наконец справишься с гневом, дай знать часовому. Я хочу тебе кое-что показать.

– Катись в ад.

Цунэоки усмехнулся, его взгляд был острым.

– Займи мне местечко рядом с собой.

Некое утешение

Несправедливость не была для нее каким-то новым блюдом. Его подавали каждый день жизни на стол Канако. Иногда она была ожидаемой, иногда подавалась под видом чего-то менее злобного. Но она была всегда.

Ее гнев на несправедливость стал чем-то с зубами. Когтями. Стал льдом, бушующим между костями ее груди, воющим об освобождении.

Все ее планы были разрушены затянувшимся убеждением Хаттори Кэнсина. Он больше не был тем мальчиком с гибким умом, которого она сначала выбрала для этой задачи. Его страдания не сделали его слабее – они сделали его сильнее. Его ярости при виде запертой в ловушке Мурамасы Амаи было недостаточно, чтобы он загорелся местью императору. Должно быть, поэтому его стрела пролетела мимо цели. Это было единственное объяснение. Хаттори Кэнсин был известен как Дракон Кая. Знаменитый воин – самурай – высшего разряда. Он не мог промахнуться, не тогда, когда ему были предоставлены все возможности.

Канако подготовила все просто идеально. Поместила на место своего козла отпущения – этого хныкающего ребенка, – чтобы он потом спрятал оружие. Расставила звезды так, чтобы никто не увидел, что произошло в тени ближайших облаков.

И все же этого оказалось недостаточно.

И кто выпустил вторую стрелу? Ту, что чуть не поразила ее сына? Она была выпущена под совсем другим углом – выше, чем первая, – что означало, что это был совершенно другой лучник. Кто посмел угрожать Райдэну?

Канако кипела от злости, вышагивая по бесцветному миру зачарованного мару. Ее планы были разрушены. Несправедливость всего этого продолжала извиваться под ее кожей, готовая вырваться на свободу.

Затем волна прохлады окатила ее. На ум пришел ответ.

Ее ошибка заключалась в том, что она доверила другим такие важные задачи.

Она больше не потерпит неудачу.

* * *