Дым (СИ)

Она наконец слабо улыбается, но испуг с лица не стереть. Сразу лет на десять младше кажется, той самой безбашенной девчонкой, которая вечно робела перед Бережным. А он как раз подходит к нам — руки в карманах, глаза бегают от меня к Лине.

— Смотрите, я взял обещание с охранника, что он не выпустит вас, пока не поговорите, — подмигиваю им, — за бой посуды платите сами.

Жму руку Арсу и желаю удачи. Тот слабо улыбается в ответ, а потом смотрит на Паулину, и его глаза загораются, как всегда было.

— Я подставился из-за тебя, — напоминаю другу так, чтобы Лина не слышала.

— Я не подведу, — отвечает с едва заметным кивком, — больше нет.

— И, кстати, — издалека окликаю начальника, который, кажется, уже забыл обо мне, — если тебе вдруг поступят жалобы из администрации насчет того, что кто-то, возможно, слегка превысил полномочия и на простом русском объяснил нужды пожарной части, то…

— Они согласились, — отвечает Арс.

— В смысле?

— В прямом, нам предоставят все, что мы запросим. Ты оказался очень убедительным.

По дороге домой я в приподнятом настроении звоню матери и даже недолго разговариваю с отцом. Мы тут повздорили, потому что он, будучи не в лучшем состоянии, решил характер показать и сделать нервы маме. У нас вышел спор, но вроде бы мы поняли друг друга. Сейчас я просто рад, что мама рада, на ней в последнее время лица не было. И что родители вместе — тоже рад. Не представляю, каково отцу было столько времени нести эту ношу одному.

Обещаю навестить их завтра, обещаю обязательно познакомить отца с Юной и Лисой, про которых мать ему, естественно, все уши прожужжала. Он по-черному шутит, что мне стоит поторопиться, и я даже смеюсь. По-прежнему не теряет хватку — это хорошо.

Приезжаю поздно, но, едва переступив порог, ловлю себя на новых ощущениях. Я дома — вот, что шепчут запахи и приглушенные звуки. Квартира теперь не кажется пустой и одинокой, не кажется слишком большой, когда на столике перед работающим телевизором разбросаны фломастеры, а Юна с Лисой, свернувшись под пледом, посапывают во сне.

Я наблюдаю за девчонками, не смея подойти ближе. Боюсь потревожить. И именно в этот миг понимаю, что Юна во всем была права. Мне больше не нужно спасать целый мир. Мой мир сужается до двух малышек. Я должен защитить их.

С трудом выбравшись из объятий Юны следующим утром, целую ее, а она хватает за руку и не дает уйти по-английски.

— Спи, еще рано, — шепчу, еле отрываясь от девчонки. Хочется дать отдохнуть в выходной день, но никак не могу заставить себя перестать трогать ее. — К ужину буду, люблю тебя.

Слова срываются с губ очень просто. После ее вчерашнего признания я готов повторять их без остановки. Нет ничего слаще взаимности. Мужчинам любовь нужна не меньше, даже если многие думают иначе. Может, мы не так зациклены на поиске, зато, найдя, уже не собираемся отпускать. Как, видимо, и Юна меня: обнимает за шею, тянет вниз, чтобы задержался еще на полчаса. Этот фокус ей дается слишком легко.

А после целого дня в разъездах, после общения с отцом и парнями по ремонту я возвращаюсь домой замученный и физически, и морально. День пролетел вроде бы и незаметно, но каждый километр, приближающий к дому, все сильнее разжигает желание. Уже на подъезде звоню Юне, чтобы узнать, нужно ли взять продукты к ужину, а сам думаю о том, что красное полусладкое не повредит. И в один миг напрягаюсь, услышав ее голос в динамике.

Что-то не так — точно знаю.

— Что случилось?

— Матвей, он…

— Что он? Юна!

— Он как-то узнал твой адрес. Он звонил, а теперь… Федь, он уже полчаса стучит в дверь. Он… он кричит! Боюсь, соседи вызовут полицию.

— Странно, что это не сделала ты.

— Прости, — извиняется почему-то. — Он… он угрожает.

— Не открывай никому, кроме меня. Буду через пару минут, — отключаюсь, услышав на другом конце жалобное «Федь». Мне плевать, чей он сын и кому отец, я готов растерзать мудака, который не дает спокойно жить.

Вжимаю педаль в пол и сворачиваю во дворы, чтобы объехать пробку и сократить путь. Бросаю тачку, заехав на клумбу, взбегаю по лестнице, как метеор. Несусь на истеричный крик придурка и с ходу прикладываю того головой о дверь, чтобы в себя пришел, но несильно помогает. Патлатый оседает на пол и все равно продолжает орать, как потерпевший.

— Сука, я достану тебя! Плевать, что меня отправят обратно! Я достану тебя! И ее заберу!

Я слышу всхлипы за дверью, и завеса падает. Хватаю горе-папашу за сальные волосы и собираюсь сравнять с землей, когда на лестнице появляется толпа. Не успеваю среагировать, как мне заламывают руки и толкают на расстояние, откуда не дотянусь до мудака. Его окружают трое, пока я пытаюсь отдышаться, как после забега, пока в висках пульсирует желание убивать.

Дергаюсь, чтобы меня отпустили. Амбал в черном убирает руки, но загораживает от происходящего.

— Матвей Игнатьевич, вы, наверное, забыли, что у вас рейс через два часа. Вам совсем не нужно опаздывать. Спуститесь сами? — спрашивает один из клонов, и когда патлатый вместо ответа кидается в сторону Юны, которая выглядывает с перепуганным лицом, его скручивают.

Какое-то гребаное кино.