В это время я слышу какой-то стук по контейнеру, и Денис замирает. Замолкаю и я. Сижу не шелохнусь, даже глотать боюсь, чтобы не шуметь.
- Всё в порядке, - шепчет мне Денис, и я дожёвываю то, что откусила.
Здесь между контейнерами время течёт незаметно и непонятно день сейчас или вечер. Один жесткий минус такой каюты – вода только в бутылках, а туалет в ведро, прямо как в деревне у бабушки. Интересно как там мамка в туалет ходит? Они же вроде биотуалет поставили. Но его же менять постоянно надо, не самая практичная штука.
- Мне маме позвонить надо, - говорю.
- Доберёмся до России – перезвонишь, - коротко отвечает Денис.
- Я на три недели куда-то делать. Надеюсь, она не узнает, что я в тюрьме отсидела, а то у неё инфаркт будет.
- Не узнает, если ты ей не скажешь? Ты же не собираешься ей говорить?
- Ещё не знаю, пока об этом не думала.
- Т-ч-ч, - опять замирает Денис, мне эти его замирания уже осточертели, чуть что сразу «Т-ч-ч-ч». У меня так скоро нервный тик разовьётся.
Ночью меня традиционно рвёт. Ну нельзя чтобы всё нормально было, хорошо что Денис в это время спит и не задаёт лишних вопросов. А то ему ещё объяснять придётся, придумывать, что меня на корабле просто укачало, и никакая это не интоксикация. А может меня реально укачало. Я уже ничего не понимаю.
Ничего не знаю, ничего не понимаю, ничего не хочу, только поскорее бы до дома добраться. Поскорее бы всё это кончилось. Больше ни ногой на курорты. Буду лучше на лето к маме приезжать и к бабушке в деревню, картошку копать, огурцы поливать, и что там ещё в деревне делать. На озеро буду ходить купаться.
Лишь бы родить нормально. Лишь бы с ребёночком всё было в порядке. Думаю об этом, и у меня опять ноет внизу живота. Господи, ну почему же мне так больно, почему мне всё время должно быть больно? Почему у меня всё болит. Неужели нельзя чтобы не болело и не ныло.
Хочу, чтобы с ребёночком всё было хорошо.
========== Глава 43 ==========
Я не помню, как уснула, видимо просто отрубилась в очередной раз от этой непрекращающейся качки, от которой меня ещё и мутит. Во сне мне снилась всякая зараза: тюрьма и тараканы размерами с цыплят, а ещё снилась сколопендра. Она вылезла из дырки в полу и посмотрела на меня своими шипящими усиками. Мерзость.
Я протираю глаза и вижу перед собой какого-то человека. Я сразу понимаю, что он русский, хотя он и загорел как местные и причёска короткая, волосы чёрные, но почему-то я вижу, что он наш.
- Денис Владимирович, Юлечка, - почтительно обращается он к нам. – Ваша лодка подана.
«Куда мы плывём? Куда мы ещё плывём», замирает в моей голове вопрос, но вслух я его не озвучиваю, я вообще привыкла не задавать лишних вопросов.
- Пошли, - дёргает меня за руку Денис и ещё и гладит меня пальчиком по ладошке. Улыбается мне гад такой, ненавижу. Всё ненавижу, что с ним связанно, себя ненавижу. Его ненавижу, дурацкую эту страну ненавижу, климат, ненавижу сколопендр, и прочих местных гадов презираю. Всех, всех, всех. Сдохнуть хочу, чтобы не жить никогда. Господи, как же мне херово. Опять тошнит, долбанная интоксикация. Только бы не вырвать, только бы не вырвать.
Выхожу из трюма и резко склоняюсь за борт. Я блюю в воду, пока никто не видит, не хочу, чтобы у Дениса были хоть какие-то подозрения о моём нынешнем статусе. Не хочу, чтобы он знал, не хочу, чтобы давил на меня и заставлял сделать аборт. Я сама его сделаю. Я это только что поняла. Даже если мне не суждено больше родить – не хочу рожать ребёнка этому убийце, не хочу продлевать его род, даже если мой собственный оборвётся. Не-хо-чу. Господи, за что мне это всё? Господи, за что!
- Юль, с тобой всё в порядке? – заботливо смотрит на меня Денис.
«Ненавижу этого упыря».
- Да, - зачем-то вру я.
«Нет, сука, со мной не всё в порядке, я должна была там сдохнуть. Должна был сгнить в этой тюрьме, а ты превратил меня в убийцу, заставил пройти через всё это и ещё и лыбишься».
Только что я была уверенна, что больше всего на свете хочу родить, но сейчас почему-то сомневаюсь, во всём сомневаюсь. Только бы случился выкидыш, лишь бы ребёнок не выжил, главное чтобы и я при этом сдохла, и не жила больше.
«Так что тебе мешает покончить с собой. Приблизить этот сладостный миг расставания с опостылевшим телом, с этой бренной жизнью?»
«Это грех перед моим любимым Господом. Последний лучик света во всём этом тёмном царстве, в этом аду. Я, кажется, догадываюсь: никакого ада-то по сути и нет. Мы все в нём живём, мы сейчас в нём, и нам остаётся лишь пройти через эти смерть, чтобы сбросить бренную оболочку и возвыситься к Господу. А грешник в новой жизни в очередной раз попадают на Землю и вновь влачат это жалкое существование».
Господи, я же так любила жизнь, я же так её любила… Ну, почему теперь я всё ненавижу?