Дымчатое солнце

Правда, погодя Владимир обнаружил, что время от времени приходящая проведать мужа Дарья искрится каким-то феноменальным смехом, обаятельно сдвигает свои бровки даже в общении с женщинами и вообще ведет себя столь естественно и артистично, что впору бы ей танцевать балет, изящно разводя руки из стороны в сторону. За неимением других развлечений наблюдал Гнеушев за течением веселой и беззаботной жизни и не травмировался смертями соседей по палате, ибо было их намного меньше, чем подобных ситуаций на полях сражений. Корка на сердце уже не позволяла прочувствовать каждый уход.

11

Гнеушев прогуливался по окрестностям парка, в сердце которого расположился его госпиталь, и пытался созерцанием прекрасного возродить какие-то отголоски благодарности и ликования у себя в душе, вздыбить грудь умиротворенным запахом заоконного. Получалось скверно, словно ткань его нейронов кое-где отмерла, опалилась и не могла восстановиться. Со страхом, что все так и останется, Владимир жил теперь, находя, по крайней мере, утешение в спокойствии. И не был так уж против бесчувственности. Это сулило свои преимущества. «Выживаем как умеем», – хмыкнул он про себя.

Владимир испытывал невероятное наслаждение оттого, что теперь его не убьют. Сознание этого пришло не сразу взамен отступлению пожарищ. Его эйфория и наплевательское отношение ко всему прочему, второстепенному, порой доходили до такой степени, что он мог часами сидеть у окна и прислушиваться к мирным звукам, ходить по территории госпиталя без всякого страха и спать в своей постели с мыслью, что обязательно проснется. Но это ощущение скоро сменилось необходимостью думать о будущем устройстве.

Солнце терло окрестности, рассеивало мерцанием. Невдалеке он заметил жену Максима Матвеевича, двигающуюся, как ни странно, прямо к нему. Одета она была очень изящно и опрятно, Владимир вновь поневоле засмотрелся. Дарья чуть уступала, правда, умениям Жени. Почему-то с тоской в тот момент он вспомнил Евгению, задав закономерный вопрос, выжила ли она.

Нельзя было не признать без всяких задних мыслей, что Дарья вполне способна взбудоражить определенные инстинкты, которые обуздывать на фронте было не так-то просто. Ну да подумаешь, сколько кругом привлекательных женщин, это с голодухи его так пробрало. Теперь Владимиру всерьез показалось, что Дарья наделена самобытной, льющей красотой.

– Что же вы не спешите обратно? – сходу обратилась вчерашняя незнакомка к Владимиру, согнуто виднеющемуся под спасительной сенью крон.

– Зачем?

– Как, вы не слышали объявление? – расцвела девушка открытой дружелюбной и немного трогательной улыбкой смущения из-за его неосведомленности.

Владимир смотрел на нее, полагая, что его молчание достаточный ответ. Но, не дождавшись разъяснений, с неохотой отозвался:

– Нет.

Дарья удивленно приподняла бровки. Затем озорное выражение ее глаз победило, и она улыбнулась этому показно суровому господину в чужой одежде, не в силах слегка не насмехаться над ним. Флейта близости обезоруживала, и Владимир почувствовал подзабытое приятное возбуждение от знакомства с женщиной, которая нравилась ему физически. Каждый раз был ошеломляюще приятен. Его опалил, резанул ее неожиданно близкий запах. И в то же время навязчивость девушки и ее откровенное кокетство показались ему глупыми.

– Что же, вы так любезны, что я вам по доброте душевной сообщу – войне конец!

Владимир прислушался к себе – что почувствовал, когда день, которого он истово ждал несколько лет, настал. Толкнуло в груди, чуть дрогнуло и обдало холодком, а вспышки прошедших сражений пронеслись, как одна, перед зрительной памятью, восстали ровным строем убитые миллионы…

– Идемте же! – позвала девушка. – Там все ликуют.

И, видя, что он медлит, Дарья не без юмора обронила:

– Ах, прошу, не замыкайтесь в себе именно в этом момент! У вас еще много будет таких возможностей, а осознать мгновение шанс больше не выпадет.

Владимир вынужден был признать правоту женщины, которая так и не удосужилась назвать себя. Он неспешно пошел рядом с ней, уже отсюда слыша гул и смех, искривленную музыку, несущуюся из патефонов, громкие поздравления. И вдруг день показался ему приятным, рядом идущая Дафна добросердечной, а все люди в здании, к которому они приближались, достойными и милыми. Захотелось всем им пожелать счастья.

Небо стояло словно обожженное персиком солнца, которое шариком катилось за их движением. Гнеушев шагал и исподволь косился на заманчивое выражение лица Дарьи, слегка будто мечтательное и усталое, но при этом цепко следящее за каждым движением мимики другого. Распахнувшаяся улыбка скользнула по ее лицу, подернула эротичную родинку на щеке и подпитала его сердце.

12

Дарья долго и внимательно, почти сурово от волнения и неверия, что вообще притащилась, посмотрела на него, открывшего дверь и заспанными глазами глядящего, не понимающего, кто пришел, зачем и во сколько. И осталась до утра. Выздоровев, Владимир согласился послужить сторожем в небольшом больничном крыле, которое почти не посещалось персоналом.