Дымка. Черный Красавчик (сборник)

– Защищай сестру, Гарри, и не давай ее в обиду, но помни, что я не люблю ссор из-за каких-то глупых вывесок, которые людей разделяют между собою. Никакая вывеска не может сделать человека хорошим или дурным, и я не хочу вмешивать мою семью в эти распри. Женщины и дети смотрят на эти внешние знаки и воодушевляются ненавистью к одному цвету, пристрастием к другому, меж тем как никто из них не понимает, в чем дело.

– Папа, я был уверен, что «голубые» стоят за свободу! – возражал Гарри.

– Милый мой, свобода не зависит от цвета. Цвета выдумали, чтобы отличать одну партию от другой. Что же касается благ, которые они будто бы обещают, то это плохие блага. Сводится все к тому, чтобы выпить на чужой счет, проехаться даром в экипаже, выбранить как хочешь человека из другой партии и кричать о чем-то, чего никто и вполовину не понимает, кричать до хрипоты.

– О, папа, ты говоришь нарочно, ты шутишь?

– Нет, Гарри, я говорю совершенно серьезно. Мне стыдно за тех людей, которые должны бы иначе понимать дело. Выборы очень серьезная вещь, – по крайней мере я рассуждаю, что так должно быть; человек обязан, подавая голос, слушаться совести и не мешать соседу поступать так же.

XL Друг на помощь

Наконец настал день выборов.

Немало работы досталось Джери и мне. Сначала мы возили толстого господина с одышкой; он велел отвезти себя на станцию железной дороги. Потом нас позвали господа, которым надо было ехать в Риджентспарк; после чего пришлось посадить в одном из переулков боязливую старушку, собиравшуюся в банк; в банке мы ждали ее, и когда отвезли ее домой, то увидали краснощекого господина со связкой бумаг, спешившего занять наш экипаж. Он только крикнул:

– Боу-стрит, в полицейский участок. Скорее!

И мы с ним помчались. Сделав еще два конца, мы вернулись к нашей бирже, где не оказалось ни одного из извозчиков. Всех разобрали нарасхват. Джери повесил мне на шею мешок с овсом и сказал:

– В такие дни, Джек, надо уж как-нибудь поесть, пока есть свободная минута.

Я принялся с удовольствием за свой овес, в который были подмешаны толченые отруби, что я очень любил. Мой добрый хозяин всегда подумает о своей лошади! Как не служить усердно такому хозяину? Пока я наслаждался овсом, он, стоя подле меня, ел пирог с мясом, который ему дала на дорогу Полли. На улицах была необыкновенная суматоха: экипажи всех сортов с разными цветами кандидатов на вывесках мчались сквозь толпу народа, по-видимому, не считая жизнь людей и целость их членов за что-нибудь важное. Двух человек, из них одну женщину, свалили с ног. Нам, лошадям, досталось в этот день, но о нас не думали те, кто сидел в экипажах. Они высовывались в окна и неистово что-то кричали, когда встречались с единомышленниками. Я раньше не видал выборов и не желал бы видеть их во второй раз.

Мы с хозяином не успели еще как следует поесть, когда на нашей улице показалась молодая женщина с довольно большим ребенком на руках. Она озиралась то и дело по сторонам и глядела растерянно. Наконец, она подошла к Джери и спросила у него, как дойти до больницы Святого Фомы, далеко ли дотуда. Она сказала, что сегодня только приехала из своего села в телеге, на которой крестьяне возят овощи и другие деревенские произведения в город на базар. Приезжая ничего не слыхала про выборы и Лондон совсем не знала. Ей дали билет для помещения больного мальчика в больницу, вот она и поехала. Ребенок плакал тихо и жалобно.

– Бедный малютка! – сказала мать. – Он так страдает. Ходить он совсем не может, хотя ему уже четыре года; но доктор сказал, что его могут поставить на ноги в больнице. Далеко ли это отсюда?

– Что вы вздумали, голубушка! – возразил Джери. – Немыслимо вам идти с тяжелым ребенком на руках так далеко и в этой толкотне. До больницы будет четыре мили.

– Дитя, правда, не легкое, – сказала молодая женщина, – но я сильная. Если б мне дорогу узнать, – я бы, кажется, дошла. Пожалуйста, научите меня, как идти.

– Вы не можете дойти, повторяю вам, – отвечал Джери, – вас толкнут, вы можете упасть, а ребенка задавят. Слушайте меня: садитесь в мой экипаж, и я вас благополучно доставлю в больницу. Смотрите, дождь сейчас пойдет.

– Нет, благодарю вас, я не могу согласиться на ваше предложение. Мне нечем заплатить. У меня ровно столько денег, сколько мне нужно на обратный путь. Прошу вас, укажите мне дорогу в больницу.

– Вот что я вам скажу, голубушка, – настаивал Джери, – у меня дома есть жена и дети; я знаю, что такое чувство отца, а потому говорю вам: садитесь и поедемте, ничего я с вас не возьму. Мне было бы стыдно за самого себя, если б я позволил женщине с ребенком идти в такую давку так далеко.

– Да благословит вас Господь! – сказала женщина и расплакалась.

– Ну-ну, милая, полно печалиться! Мы сейчас доедем туда. Я вам помогу сесть в экипаж.

Пока он отворял дверцы, какие-то два господина с цветными лентами на шляпах и в петличках подбежали к нам и закричали:

– Извозчик, скорее вези нас!

– Занят, – отвечал Джери.

Но они, не слушая его, вошли в коляску.

Джери посмотрел на них со строгим видом.