Дымка. Черный Красавчик (сборник)

Мы как можно скорее выбрались на базарную площадь; звезды сияли, и только позади слышен был шум, на площади же все было тихо. Хозяин повел нас к большой гостинице по другую сторону площади. Когда нас встретил тамошний конюх, хозяин сказал Джемсу:

– Оставляю лошадей на твоих руках, а мне надо поспешить назад к жене. Ты можешь заказывать здесь все, что найдешь нужным.

С этими словами хозяин быстро удалился. Я никогда не видал, чтобы кто-нибудь так скоро шел.

Прежде чем нас успели ввести в конюшню, мы услыхали раздирающие крики: это несчастные лошади, которые остались в огне, так страшно кричали. Нам было очень не по себе, Джинджер и мне, хотя о нас позаботились и прекрасно устроили на ночь.

На следующее утро хозяин пришел нас проведать и поговорить с Джемсом. Я не много расслышал из их разговора, потому что меня в это время убирал конюх, но я видал довольное лицо Джемса, – кажется, хозяин его опять очень хвалил. Наша хозяйка чувствовала себя плохо после ночной тревоги, так что отъезд был отложен до послеобеденного времени. Поэтому Джемсу выпало свободное утро. Он пошел в старую гостиницу осмотреть экипаж и сбрую и, кстати, узнать о том, как кончился пожар.

Когда он вернулся, мы слышали, что он рассказывал гостиничному конюху. Сначала никто не мог догадаться, отчего произошел пожар, но потом кто-то сказал, что видел, как молодой парень, Таулер, вошел с трубкой на сеновал, а вышел оттуда без нее и ходил за другой трубкой в табачную лавку. Второй конюх сказал, что он послал Таулера, но велел ему идти без трубки. Таулер отнекивался; он уверял, что не брал с собой трубку на сеновал, но ему никто не поверил.

У нас, в Бертвике, строго запрещено входить с трубкой в конюшню.

Джемс рассказал, что пожар уничтожил всю конюшню: потолок в ней завалился, и две несчастные лошади были задавлены горящими бревнами.

XVI. Разговор Джона Манли

Остальную часть дороги мы проехали благополучно и прибыли на место, к друзьям наших господ, вечером, вскоре после заката солнца. Нас поставили в хорошую конюшню; добрый кучер хлопотал, как бы лучше поместить и накормить нас. Услыхав рассказ про пожар, он очень хвалил Джемса.

– Одно я могу сказать, молодой человек, – говорил он, – что ваши лошади, видно, знают, кому верить. Нет ничего труднее, как заставить лошадей выйти из конюшни во время пожара или наводнения. Не знаю, отчего это происходит, но из двадцати лошадей удается вывести только одну.

Мы прогостили три дня, после чего возвратились домой. Очень весело было войти в собственную конюшню, и Джон не менее нашего радовался нашему возвращению. Он и Джемс долго разговаривали в этот вечер, до ухода из конюшни.

– Хотел бы я знать, кто поступит на мое место, – сказал Джемс.

– Маленький Иосиф Грин из сторожки, – отвечал Джон.

– Да ведь он еще ребенок! – воскликнул Джемс.

– Ему пятнадцатый год, – заметил Джон.

– Но он ростом такой маленький.

– Да, правда; однако это не мешает ему быть проворным. К тому же у него охота к работе и доброе сердце. Отец очень желает поместить его к нам, и хозяин согласен взять его. Он говорил мне, что если мне удобнее иметь помощника побольше, то чтобы я себе искал другого, но я согласился взять Иосифа на шесть недель на испытание.

– Что значат шесть недель! – сказал Джемс. – Он в шесть месяцев не научится настоящей службе. Тебе, Джон, трудно будет.

– Ничего, – отвечал Джон, смеясь, – мне не привыкать к работе, мы с ней дружно живем.

– Славный ты человек! – сказал Джемс. – Желал бы я со временем походить на тебя.