Дымная река

Матросы и ласкары называли толкучку «ворди-маркет» – видимо, потому, что некогда здесь торговали варди, военной формой. Сей товар был в ходу и поныне: на свете вряд ли сыскалось бы другое такое место, где можно обменять гренадерский кивер на малахай монгола, а каску пехотинца на шаровары зуава. Однако рынок не ограничивался воинским ассортиментом и за двадцать лет своего существования стал широко известен не только в Сингапуре, но и далеко за его пределами. На Пакайан Пасар, Барахолке, как называли рынок на окрестных островах и мысах, можно было купить и продать все что угодно: от папуасского чехла на пенис до сулу[20], от бенгальского сари до филиппинских штанов. Возможно, зажиточные гости острова предпочитали делать покупки в европейских и китайских магазинах на Торговой площади, но для людей, ограниченных в средствах, обладателей тощих кошельков или вовсе неимущих, приготовивших для обмена рыбу или дичь, рынок, не отмеченный на городском плане и не значившийся в уличном реестре, был желанным местом. Ибо где еще женщина сможет обменять кхмерский сампот[21] на билаанскую[22] кофту? Где еще рыбак махнет саронг на куртку или соломенную островерхую шляпу на балийский уденг[23]? Куда еще можно прийти лишь в набедренной повязке, но уйти в корсете из китового уса и шелковых туфлях?

Часть гардероба поставляли поиздержавшиеся паломники, миссионеры, солдаты и транзитные путешественники. Однако много товару прибывало из дальних уголков и представляло собою добычу грабителей и пиратов, ибо они, бороздившие воды Индийского океана, прекрасно знали, что Барахолка – лучшее место для сбыта краденого. Здесь, как нигде, покупателю стоило внимательно рассматривать товар, поскольку многие вещи были отмечены пятнами крови, пулевыми дырками, ножевыми порезами и прочими неприглядными дефектами. Особого внимания требовали роскошные наряды – расшитые золотой нитью халаты и балахоны, ибо многие из них были взяты из склепов и захоронений и при ближайшем рассмотрении оказывались изъеденными могильными червями. Однако риск здешних сделок окупался с лихвой: где еще за треуголку и нагрудную бляху дезертир мог получить костюм-тройку английского сукна? Ясно, что подобное не могло продолжаться вечно, но пока что Барахолка существовала, и все ее считали благом, ниспосланным с небес.

О толкучем рынке Нил узнал от лодочника-индуса, проживавшего в Чулия-Кампунге. Информация была очень кстати, поскольку друзья ходили в том, что удалось раздобыть по дороге – штаны, жилетки и заношенные саронги. Эта потрепанная одежда привлекала бы к ним ненужное внимание, но предложения городских магазинов были им не по средствам.

Барахолка стала идеальным решением проблемы. Первым делом друзья купили холщовые мешки, которые постепенно заполняли, проходя по рядам и торгуясь на смеси языков. Нил приобрел европейский сюртук, широкие и узкие брюки, отрез муслина и вязки для тюрбана, несколько легких хлопчатобумажных курт. Покупки А-Фатта были столь же эклектичны: пальто, сорочки и бриджи, черная и белая блузы, пара китайских халатов.

Они направились к обувному ряду, и тут вдруг прогремел голос, перекрывший рыночный гомон:

– Мать твою за ногу!.. Фредди!

А-Фатт сильно побледнел, но не оглянулся и подтолкнул Нила – мол, не останавливаемся. Через пару шагов он прошептал:

– Смотри-гляди, кто это. Какой вид.

Глянув через плечо, Нил увидел поспешавшего за ними пузатого человека в шляпе и безупречной европейской одежде; на очень смуглом лице его сверкали белки глаз навыкате, в руках он держал свертки купленной одежды.

– Ну что?

Ответить Нил не успел, ибо вновь прогремел тот же голос:

– Фредди, стой, черт тебя побери! Это же я, Вико!

Краем рта А-Фатт прошептал:

– Ступай вперед. Говорить после.

Нил кивнул и, не сбавляя шага, отошел подальше, а затем из-под укрытия стоек с одеждой стал наблюдать за незнакомцем и А-Фаттом.

Даже издали было понятно, что первый о чем-то упрашивает, а второй отказывает наотрез. Но потом А-Фатт вроде как уступил, и толстяк, облегченно вздохнув, его обнял и побежал к причалу, где стояла изящная корабельная шлюпка.

– Кто это был? – спросил Нил, дождавшись друга.

– Вико, отцовский управляющий. Я о нем рассказывать, помнишь?

– Чего он хотел?

– Говорить, отец болеть. Сильно желать меня видеть. Очень звать.

– Ты согласился?

– Да. Я идти на корабль. Вечером. За мной прислать лодка, – в своей отрывистой манере проговорил А-Фатт.

Сам не зная почему, Нил встревожился.

– Надо бы это обсудить, – сказал он. – Как ты объяснишь отцу, где ты был все это время?

– Никак. Скажу, поступить на корабль и уплыть из Китай. Три года в море.

– А если он проведает, что ты был в Индии? Узнает о тюремном сроке и прочем?

– Невозможно. Никак. После Кантона я все время менять имя. В тюрьме меня держать, настоящее имя не знать. Не доказать.

– А что потом? Вдруг он захочет, чтобы ты остался с ним?

А-Фатт покачал головой.

– Нет. Не захочет. Очень бояться, что старшая жена узнает. Про меня.