Дымная река

Даже в прилив узкий канал не позволял ей набрать скорость, и Бахраму казалось, что она приближается мучительно медленно. Лоб его покрылся испариной. Когда шлюпка наконец подошла к причалу, Бахрам глубоко вздохнул и концом тюрбана отер лицо.

– Вот, видали, мистер Модди? – Широко расставив ноги, Иннес победно пыхал сигарой. – Что я вам говорил? Все доставлено в целости и сохранности. Это ли не доказательство предначертанности нашего дела?

Бахрам улыбнулся. Игра стоила свеч; удивительно, как легко и безопасно все получилось – даже не пришлось завозить опий на свой склад.

– Шахбаш, мистер Иннес! – отсалютовал Бахрам. – Отменная работа!

Свободный день выпадал нечасто, и Нил знал, как им распорядиться: рот его наполнялся слюной от одной только мысли о лодке-кухне Аша-диди, куда он уже давно не наведывался.

Эта харчевня была знаковым местом для проезжих индусов, и всякий из бесчисленных сипаев, серангов, ласкаров, менял, конторщиков, секретарей и толмачей считал своим долгом ее посетить, ибо на всем протяжении Жемчужной реки лишь в заведении Аша-диди можно было спокойно насладиться блюдом, твердо зная, что оно не содержит говядины, свинины или мяса тварей, что некогда лаяли, мяукали, ползали и чирикали: тут готовили только из убиенных баранов, кур, уток и рыб. Кроме того, здесь использовали приятно знакомые ингредиенты – настоящую масалу и узнаваемые масла, рис не был мягким и клейким на заморский манер, а в меню значились бирьяни – рыбный пилав, даал, овощное рагу бхаджи, курица-карри и жареная рыба со специями. Изредка, и эти дни считались особо удачными, здесь подавали пакору и пури[52], а по предварительному заказу можно было получить и вегетарианское блюдо, причем не какую-нибудь пресную дрянь, как в кантонских монастырях, но нечто сочное и вкусное.

Индусы, приехавшие в Южный Китай, неделями сидели на вареных овощах и рисе, опасаясь ненароком отведать что-нибудь запретное или, хуже того, неведомое, что подорвет отлаженную работу кишечника, и потому были не просто благодарны Аша-диди, но боготворили ее. У Нила же имелась еще одна причина посещать харчевню: помимо отменной еды он наслаждался возможностью поговорить на бенгали.

Аша-диди свободно владела хиндустани и бенгали, чем повергала в шок заезжих индусов, ибо не было никаких внешних примет, указывающих на ее связь с их родиной. Худощавая и подтянутая, одевалась она просто, как все кантонские лодочницы: синяя блуза, штаны по голень, островерхая шляпа, да порой стеганый жилет, защищающий от зимней стужи. Вот хозяйка лодки-кухни сидит на табурете, щелкает костяшками счетов, подле нее горит ладанная палочка, отмеряющая время, – все это прекрасно вписывалось в кантонский пейзаж, и потому индусы остолбеневали, услышав приветствие на своем родном хиндустани или бенгали. Подобрав отвисшие челюсти, гости спрашивали, как она это делает, словно узрели фокус иллюзиониста. В ответ Аша-диди смеялась:

– Никакого чародейства! Я выросла в Калькутте, мои родные и сейчас там.

Вскоре после ее рождения отец перебрался в Бенгалию, он был одним из первых китайских иммигрантов, осевших в Калькутте, редкий кантонец среди большой группы хакка. Начинал отец грузчиком на киддерпорской верфи, но потом к нему приехала семья, и он наладил маленькое собственное дело по снабжению транзитных китайских кораблей лапшой, приправами, маринованными овощами, колбасами и прочим, необходимым для сносного существования.

В заготовках провианта участвовала вся семья, включая детей во главе со старшей дочерью Аша-диди. В один прекрасный день, когда она была уже не девочка, но еще не женщина, Аша-диди отворила дверь молодому матросу по имени А-Бао, которого послали пополнить запасы корабля, назавтра покидавшего порт. Утро выдалось хлопотным, Аша-диди была вся перепачкана мукой и обвешана сырой лапшой. Увидев ее, А-Бао замер с открытым ртом. Потом что-то пробормотал на кантонском диалекте, и девушка ответила ему на том же наречии – мол, говори, чего надо, да поскорее, фаай ди ла! Казалось бы, после таких слов от этакой страхолюдины парень должен был сгинуть навеки, однако на другой день он вновь объявился и сказал, что сбежал с корабля, ибо надумал предложить свои услуги семейному предприятию.