Ну вот я и в Кантоне! Добирался целую вечность! Паром, на котором я ехал, чрезвычайно странное судно, похожее на гусеницу и столь же быстрое. Как я завидовал чужеземцам, проносившимся мимо в своих изящных ялах и красивых баркасах! Говорят, для самых быстроходных из них дорога из Макао в Кантон занимает всего полтора дня. Вполне понятно, что нашей гусенице потребовалось времени вдвое больше, и наконец-то она приползла в Вампоа, откуда до Кантона еще около двенадцати миль.
Вампоа – остров на Жемчужной реке, где бросают якорь чужеземные корабли. Им не дозволено подходить к Кантону ближе, там они и стоят, покуда разгружают либо заполняют их трюмы. Время это – мука для несчастных матросов, ибо в Вампоа ничего примечательного, кроме прелестной пагоды. У меня сложилось впечатление, что поселок этот вроде калькуттского района Бадж Бадж на Хугли: скопище захудалых складов, сараев и таможен. Команды ласкаров, истомленные бездельем, считают дни до увольнительной в Кантон.
К счастью, долго торчать там не пришлось – лодки, готовые отвезти тебя в Кантон, курсируют днем и ночью. Река запружена судами самых причудливых форм, однако ты не вдруг понимаешь, что приближаешься к огромному городу. По левую руку видишь остров Хонам, которому сады и поместья придают пасторальный вид, и вновь вспоминаешь Калькутту, где на подъезде тебя встречают прибрежные луга и рощи Читпура. Сампанов, баркасов и джонок становится все больше, а причаленные к берегам суда выглядят бесконечной баррикадой, заслоняющей вид на город. Но вот над мачтами возникают очертания громадных городских стен из серого камня, в которых через равные промежутки возведены сторожевые башни и ворота под многоярусными крышами. Калькуттский Форт-Уильям выглядит крошечным по сравнению с этой огромной цитаделью: городские стены уходят вдаль, взбираются на холм и соединяются в величественной пятиэтажной башне под названием «Умиротворение моря» (как поэтично, не правда ли?). Говорят, за хорошую мзду караульные пропускают на самый верх, откуда открывается потрясающий вид: у твоих ног весь город, похожий на большую карту. До башни всего час-другой ходу вдоль городских стен, и я непременно к ней наведаюсь, иначе вообще не увижу цитадель. Чужеземцам категорически воспрещен вход через любые ворота, из-за чего еще сильнее хочется проникнуть внутрь! Ну да ладно. И без того тут есть на что посмотреть: живописные окрестности Кантона – как будто флотилия маленьких судов, окружающих флагманский корабль цитадели.
Ты не поверишь, Пагли, но главная окрестность города – река! В плавучих жилищах народу обитает больше, чем во всей Калькутте – по слухам, целый миллион! К берегам причалено столько лодок, что не видно воды. Сперва это плавучее поселение кажется огромным скоплением убогих жилищ, построенных из топляка, бамбука и тростника; лодки стоят так тесно, что их можно принять за нелепые хижины, если б не легкая качка из-за временами набегающих волн. Ближе к берегу ряд сампанов четырех-пяти ярдов длиной. Бамбуковые навесы весьма просты и в то же время чрезвычайно хитроумны, ибо их поднимают или складывают, смотря по погоде. В дождь они служат зонтом, а в погожие дни их убирают и наслаждаются солнышком. Но самое поразительное – жизнь, протекающая на этих лодках. Обитатели их так деловиты, что сие плавучее поселение выглядит ульем на воде: вот здесь готовят соевый творог, там стругают благовонные палочки, в третьей лодке нарезают лапшу, еще дальше тоже над чем-то хлопочут, и все это под оглушительный аккомпанемент кудахтанья, хрюканья и лая, ибо всякая такая мастерская еще и скотный двор! Между лодочными рядами оставлены небольшие проезды для плавучих лавок, коим несть числа, ими правят ремесленники всех мастей: кожевники, лудильщики, портные, бондари, сапожники, цирюльники, костоправы и прочие, возвещающие о своих услугах колокольчиками, гонгами и воплями.
Иностранцы считают плавучий поселок рассадником душегубов, лиходеев, татей, шалав и всяческой мрази, но, признаюсь, тем сильнее мое желание его изучить. Он так притягателен, что не терпится написать несколько этюдов в манере Якоба ван Рёйсдала или даже мистера Тёрнера (хотя это вряд ли, ибо при одном упоминании последнего папаша мой буквально зеленеет).