Дымная река

— Нет, — сказал я. — Все растения на корабле, который стоит возле Гонконга.

— Так не пойдет. Откуда мне знать, будет ли обмен равноценным? Эти камелии — чрезвычайнейшая редкость, они произрастают в отдаленных местах. Я не полагаюсь на капризную удачу, мистер Чиннери, я должен видеть товар.

И что было делать? На секунду я растерялся, а потом меня осенило:

— Знаете, сэр, мои друзья, среди которых есть талантливый иллюстратор, могли бы прислать вам рисунки своих растений.

Линь Чон подумал и согласился: я заказываю рисунки, а он обеспечит доставку с гор золотистых камелий, на что уйдет какое-то время.

— Я немедленно отпишу друзьям, сэр, — сказал я. — Уверен, через неделю я получу рисунки.

Линь Чон беспокойно поерзал в кресле, и я было встал, решив, что аудиенция окончена, но мановением пальца с длинным ногтем он меня удержал.

— Позвольте кое о чем справиться, мистер Чиннери. Этот ваш знакомый, хозяин рисунка, его фамилия, случайно, не Пенроуз? Я запамятовал имя, но вот прозвище у него, кажется, «Хорек».

Вообрази мое изумление, милая Пагли! Клянусь, во все время нашего разговора я ни разу не помянул мистера Пенроуза. Откуда же мой собеседник мог знать владельца рисунка, обогнувшего полсвета?

Но он определенно знал.

— Да, сэр, — сказал я. — Его фамилия Пенроуз.

— Я отлично помню старину Хорька. У него внешность лекаря дурных болезней, правда?

— Так вы его знаете, сэр?

— Знаю. И он меня знает. Будете ему писать, передайте нижайший поклон от А-Фея. Он поймет что к чему.

Подумать только, милая Пагли! Этот Линь Чон, или господин Чан, или как там его, не впервые видел рисунок камелии, потому что он — тот самый садовник А-Фей, что доставил коллекцию Уильяма Керра в Лондон!

Наверное, ты поймешь, дорогая леди Паглисбридж, что я просто сгораю от любопытства к этому человеку. Сжалься надо мной и поскорее пришли рисунки ваших лучших растений, ибо я жду не дождусь, когда вновь повидаюсь с господином Чаном.

Как заведено в многолюдных семьях строгих правил, предприятие Бахрама жило в неизменных ритмах, не подлежавших обсуждению. Вот почему Нил мгновенно сбился с темпа, когда Вико, дирижер сей замысловатой симфонии, объявил о своей отлучке на несколько дней.

— Пока меня нет, вы уж тут сами разбирайтесь с патроном, — ухмыльнулся управляющий. — Не робейте, справитесь.

— Куда вы отправляетесь?

— На «Анахиту», по делам.

— Но ведь корабль за пределами Кантона?

— Верно. — Вико взял свою торбу с вещами. — Придется нанять лодку.

Только в его отсутствие Нил понял всю важность роли управляющего делами. Бахрам, глава фирмы, был скорее адмиралом, нежели капитаном судна, взгляд его был устремлен за горизонт, а внимание сосредоточено на долгосрочных перспективах. Флагманский корабль вел Вико, и едва его твердая рука выпустила штурвал, как на судне постепенно возник бедлам. «Кормушка», чадная, но очень теплая часть кухни, где питался персонал, понемногу зарастала грязью, никто не соблюдал установленные часы приема пищи; закоптившиеся лампы в коридорах зажигались не вовремя; слуги зачастили в кабаки Свинского проулка, где засиживались допоздна, и утром, проспав, готовили контору к работе не должным образом. Бахрам, прежде очень строгий к установленному порядку, либо не замечал упущений, либо они его не волновали. Атмосфера в доме была такой, словно кто-то подбросил в воздух огромные игральные кости, и все, от хозяина до последнего работника, затаили дыхание, ожидая, какая выпадет комбинация чисел.

Однако никто и словом не обмолвился (по крайней мере, при Ниле) о том, какие именно дела позвали Вико на «Анахиту». Остальные служащие, выходцы из разных общин, но все родом из бомбейских районов, представляли собой спаянную команду и воспринимали Нила как чужака с востока, выскочку, захапавшего лакомую должность. Он понимал, что вызывает подозрение и должен быть осторожен, а потому не задавал неудобных вопросов и не проявлял ненужного любопытства, когда при нем говорили на непонятных ему языках — гуджарати, марати, качхи и конкани. Однако Нил держал ушки на макушке и вскоре пришел к выводу, что сослуживцы не больше его осведомлены о задании Вико, и взвинченность их объясняется давней привычкой подлаживаться под настроение хозяина: каждая душа в доме знала, что последнее время Бахрам пребывает в опасно странном состоянии духа.

Одним из проявлений этого стал отказ от посещений званых ужинов. Каждый вечер, когда солнце садилось за озеро Белый Лебедь, Бахрам просил Нила зачитать список приглашений и, выслушав длинный перечень раутов с ужином и вистом, минуту-другую раздумывал, а потом отмахивался:

— Пошлите записку с фонарщиком, скажите, я…

— Занемог?

— На ваше усмотрение.

Тянулись дни, от Вико вестей не поступало, и всем было ясно, что хозяйские нервы на пределе. Бахрам, не находивший себе места, срывался на любом, кто подвернется под руку, и чаще других, конечно, доставалось несчастному секретарю.