Дымная река

Парень нахмурился, будто услыхав бессмыслицу. Присмотревшись, Хорек понял, что его визави, чьи щеки еще не покинул юношеский румянец, даже моложе, чем показался вначале. Однако он ничуть не тушевался, хотя иной его ровесник выказал бы робость, а то и страх.

— Не понимаю, сэр, как вы можете судить о схожести наших целей, ежели вам не ведомы причины моего пребывания здесь.

— Просто я видел, как вы копали лунку под кактус.

Юный садовник сощурился, на лице его промелькнула усмешка.

— Вы ошибаетесь, сэр, я уж давно не имею дела с кактусами.

Хорек озадачился: что за нужда отрицать очевидное?

— О чем вы, милсдарь? — спросил он чуть досадливо. — Я не мог обознаться, поскольку своими глазами видел кактус.

Юнец равнодушно пожал плечами:

— Ничего страшного, сэр, не переживайте. Ваш промах вполне извинителен, ибо многие впадают в подобное заблуждение.

— Тогда что же это? — вскипел Хорек, не привыкший к этакой снисходительности. — По-вашему, я столь несведущ в ботанике, что не распознаю кактус?

Парень расплылся в улыбке.

— Раз уж вы так в себе уверены, мистер Пенроуз, может, заключим пари?

— Ах вон оно что! — Хорек не был азартен, но достал из кармана серебряный доллар. — Вот моя ставка. Надеюсь, вам есть, чем ответить.

— Идемте! — оживился парень. — Я покажу вам материнское растение, и вы сами все поймете.

Жестом пригласив следовать за ним, он нырнул в высокую траву. Хорек старался не отстать, но вскоре выдохся, ибо юнец несся, как на почтовых.

— Куда вы, черт возьми, учесали? — остановившись, крикнул ботаник.

— Я здесь.

Хорек пошел на голос и наконец увидел юного садовода, присевшего на корточки перед задрапированной мхом каменной скамьей, из-под которой выглядывало колючее растение, полузадушенное вьюном. Наросты с крохотными шипами тотчас уведомили Пенроуза, что он и впрямь допустил позорную дилетантскую ошибку.

— Ну как, сэр, убедились, что это не кактус, а молочай? — ликующе спросил парень. — Данный вид Линней назвал Euphorbia regis-jubae. К несчастью, эта прекрасная особь вымирает, вот потому-то я и пытаюсь ее расплодить.

Пристыженный Хорек уселся на скамью.

— Что ж, спору нет, я выставил себя дурбенем. — Он достал из кармана доллар. — Вот, вы честно выиграли пари.

Парень молча выставил ладонь и, приняв выигрыш, уставился на него, словно в жизни не видел испанскую монету.

— А где вы живете? — спросил Хорек.

— Как — где? Здесь и живу.

— В смысле, в доме? Но ведь он разрушен.

— Ничуть, сэр. Идемте, я вам его покажу.

И опять последовала дикая гонка сквозь высокую, чуть не в рост человека, траву. Когда взопревший Хорек, отдуваясь, прибыл к Монплезиру, парень уже поджидал его на крыльце.

— Убедитесь сами, что дом вовсе не такая развалина, какой выглядит снаружи, — сказал он, точно хозяин, гордый своей обителью.

Хватило одного взгляда, чтобы удостовериться в истинности этих слов: несмотря на пол в шматах пыли и затянутые паутиной углы, было видно, что дом не поддался натиску разрухи. Правда, ни мебели, ни других аксессуаров жилья.

— А где же вы спите? — спросил Хорек.

— Здесь достаточно места, сэр. Взгляните.

Парень открыл следующую дверь, и Хорек прошел в чисто убранную комнату, где приятно пахло полынью, пучками лежавшей на каминной полке и подоконниках. Посреди комнаты скирдой высилось спальное ложе, сооруженное из тюфяков и покрывал, угол комнаты занимали протертые от пыли стол и кресло. Внимание Хорька тотчас привлекла рукопись в кожаном переплете, раскрытая на странице с рисунком от руки, выполненным яркими красками.

Пенроуз не устоял перед искушением получше рассмотреть иллюстрацию, представлявшую неведомое ему растение с продолговатыми листьями. Ниже был текст на французском и латыни, который он не одолел.

— Так это ваша работа?

— Нет-нет, только рисунок, все прочее не мое.

— А чье же?

— Моего… дядюшки. Он был ботаником и обучил меня всему, что я знаю. Увы, дядя умер, не закончив свой труд, вот мне и пришлось им заняться.

Заинтересованный, Хорек пошевелил бровями. В маленьком, почти по-семейному тесном сообществе натуралистов все друг друга знали, если не лично, то понаслышке.

— Позвольте узнать имя вашего дядюшки?

— Ламбер. Пьер Ламбер.

Хорек придушенно вскрикнул и плюхнулся в кресло.

— Мусью Ламбер! Так он вам дядя? По чьей линии?

Юный садовник вдруг стал заикаться:

— Он… это… брат моего отца, и я, Поль Ламбер… ему, значит, племянник. Его дочь Полетт — моя кузина.

— Вот как?

Пенроуз и сам не отрицал, что он нелюдим, однако в наблюдательности ему не откажешь, и он сумел сложить одно с другим: смущенный испуг, с каким «парень» прикрыл руками грудь, пучки полыни в спальне… Он вновь повернулся к рисунку, разглядывая подпись.

— Чье, говорите, это творение?

— Мое, сэр, а что?

Хорек пригнулся к листу.

— Однако, если не ошибаюсь, его автором значится не Поль, а Полетт.