Дымный Бог или Путешествие во внутренний мир

Несколько дней мы плыли вдоль скалистого берега Земли Франца-Иосифа. Благоприятный ветер наконец позволил нам достичь западного берега, и после суток каботажного плавания мы очутились в прекрасной бухте.

Нелегко было поверить, что она находится на крайнем Севере. Вокруг все зеленело, цвели растения и, хотя общая площадь этого места не превышала акра или двух, воздух был теплым и неподвижным. Видимо, именно здесь сильнее всего ощущалось влияние Гольфстрима. [3]

У восточного берега мы заметили много айсбергов, но с западной стороны море оставалось чистым. Далеко на западе, однако, виднелись ледовые пласты, а еще дальше к западу лед громоздился грядами небольших холмов. Перед нами и прямо на север лежало открытое море. [4]

Мой отец горячо верил в Одина и Тора и часто говорил мне, что они были богами, пришедшими из мест, которые расположены далеко за пределами «Северного Ветра».

Существует легенда, объяснял отец, что на крайнем Севере лежит страна прекрасней всех земель, известных смертным, и что населяют ее «избранные». [5]

Страсть, рвение и религиозный пыл моего доброго отца воспламенили мое юношеское воображение, и я воскликнул: «Почему бы не поплыть к этой благословенной земле? Небо ясно, дует попутный ветер и перед нами раскинулось открытое море».

Даже теперь я вижу мысленным взором выражение радостного удивления на его лице. Он повернулся ко мне и спросил: «Сын мой, готов ли ты отправиться со мною и исследовать места, куда не добирался еще ни один человек?» Я ответил утвердительно. «Очень хорошо», — сказал он. — «Да защитит нас бог Один!» С этими словами отец быстро поднял паруса, бросил взгляд на компас, направил нос шлюпа прямо на север, к открытой воде — и наше путешествие началось. [6]

Солнце, как обычно в начале лета, стояло низко над горизонтом. До наступления ледяной зимы оставалось еще почти четыре месяца дневного света.

Наш маленький шлюп рванулся вперед, словно ему, как и нам, не терпелось пуститься в приключение. Через тридцать шесть часов мы потеряли из виду наивысшую точку береговой полосы Земли Франца-Иосифа. Похоже было на то, что нас подхватило сильное течение, идущее на норд-норд-ост. Далеко справа и слева виднелись айсберги, но наш маленький шлюп преодолевал проливы, пробирался по каналам — местами таким узким, что судно больших размеров непременно оказалось бы затерто льдами — и снова выходил в открытое море.

На третий день мы подошли к какому-то острову. Его омывали морские волны, свободные от льда. Отец решил высадиться и посвятить день исследованию острова. Эта новая земля была лишена деревьев, однако на северном берегу мы нашли большое количество плавника. Некоторые древесные стволы имели сорок футов в длину и два фута в диаметре. [7]

Проведя день за осмотром острова, мы подняли якорь и в открытом море направили шлюп на север. [8]

Помню, что мы с отцом ничего не ели на протяжении почти тридцати часов. Возможно, сказывалось напряженное волнение, которое мы испытывали в связи со странным путешествием в далеких северных водах, куда, по словам отца, не заходил еще ни один корабль.

Мы ожидали встретить в этих местах пронзительный холод, но в действительности погода была теплее и приятнее, чем в Хаммерфесте, на северном берегу Норвегии, шестью неделями ранее. [9]

Мы оба откровенно признали, что очень голодны, и я без промедления приготовил обильную трапезу из продуктов, хранившихся в нашей хорошо оснащенной кладовой. После того, как мы с большим усердием воздали должное этому пиршеству, я сказал отцу, что чувствую сонливость и собираюсь подремать. «Очень хорошо», — отвечал он, — «я стану на вахту».

Не могу точно сказать, сколько времени я проспал; знаю только, что был грубо разбужен ужасающим сотрясением всего шлюпа. К своему удивлению, я увидел, что отец спит глубоким сном. Я громко позвал его, он зашевелился и поспешно вскочил на ноги. Если бы он тотчас не вцепился в планширь, то наверняка очутился бы среди кипящих вокруг волн.

Бушевала яростная метель. Ветер дул прямо по корме, заставляя шлюп мчаться вперед с невероятной скоростью и грозя всякий миг его опрокинуть. Нельзя было терять ни минуты; мы должны были немедленно спустить паруса. Наш шлюп конвульсивно содрогался. Утром мы видели по левому и правому борту айсберги; к счастью, на север пролегал открытый водный путь. Останется ли он таким и впредь? Впереди, опоясывая слева направо весь горизонт, сгущался парообразный туман или дождевая взвесь, переходившая у кромки воды в густой черный цвет египетской ночи; белая вверху, как облако пара, полоса тумана постепенно терялась из виду, смешиваясь с огромными белыми хлопьями падающего снега. Мы не могли знать, скрывает ли туманная полоса предательский айсберг или иную невидимую преграду, о которую разобьется вдребезги наш маленький шлюп, отправив нас обоих в водяную могилу, либо представляет собою обычное для арктического тумана явление. [10]