Дымовое древо

Явив небывалую щедрость, он дал Шкипу напрокат мотоцикл фирмы «Хонда» на пятьдесят кубов, и Шкип совершил путешествие в двадцать миль за два часа с небольшим – а может быть, даже и в тридцать, если присовокупить к расстоянию беспрестанные колдобины, которые приходилось объезжать по диагонали. И что же – церковь ждала его точно в месте карандашной отметки: кособокий бетонный блок с растянутым над крышей куском оливкового брезента – или, может, он и служил вместо крыши. Шкип проехал по дороге из Кармена насколько хуторков, но эта постройка возвышалась в несуразном одиночестве в полумиле от ближайшего хутора, на участке реки, которая, похоже, понемногу подъедала под нею берег.

Отец Кариньян, франкоканадец по крови, седовласый, морщинистый, осторожный в обхождении и с туманом во взгляде, жил здесь очень долго – уже, по сути, тридцать три года, пережил японскую оккупацию, мусульманские восстания, знаменитые тайфуны и внезапные катастрофические перемены речного русла; говорил он на себуанском и духовно окормлял выжженных солнцем туземных католиков – так что почти совсем потерял навык изъясняться по-английски. Расспрашивая о происхождении Шкипа, полюбопытствовал, кем были его потомки, имея в виду, конечно, предков.

Принял его Кариньян как полагается, приказал, чтобы гостю подали чай под навесом, а сам сел напротив, сбросив дзори, соединив стопы под стулом и разведя в стороны колени. Носил он линялые джинсовые брюки и футболку, бурую от речной воды. Дышал через рот, курил сигареты «Юнион», произносил их марку как «Унион». Когда не курил, сжимал бёдра и слегка покачивался на сиденье, а его взгляд соскальзывал вниз и куда-то вбок, как у душевнобольного. В разговоре он участвовал с видимым усилием; когда Сэндс что-то говорил, он изображал на лице какое-нибудь выражение (Сэндс был уверен, что это выходит у него ненамеренно) – то завуалированного потрясения, то дружелюбного недоверия, как если бы гость явился к нему без штанов. Казалось, он и близко не способен вести торговлю стволами.

– Вас когда-нибудь называли «Сэнди»?

– Не доводилось слышать. Зато мои друзья называют меня «Шкип».

– Скип, – повторил священник, произнеся его прозвище на филиппинский лад.

– Я так понимаю, это вы помогли с поисками пропавшего миссионера. Забрать останки, я имею в виду.

– Да. Да, это так, разве не так?

– Из долины реки Пуланги?

– Да. По пути назад, когда поднимались в гору, я упал в обморок.

– Но разве вот эта река прямо здесь – это не Пуланги? Так у меня на карте написано.

– Это… раздвоение, как называется, что-то не припомню – ну, ветка, понимаете? В этой части она Рио-Гранде.

– Рукав.

– А чтобы добраться до ветки Пуланги, пришлось идти пешком много миль. Много-много миль. По ночам сплю и вижу, будто я всё ещё в походе! Как вам чай, ничего?

– Очень вкусный, спасибо.

– Вода здесь хорошая. У нас хватает для питья, но не для купания. Бак потёк. – Он говорил про сильно растрескавшуюся железобетонную цистерну в нескольких ярдах оттуда.

– У вас в приходе порядочное количество католиков?

– Ах да. Да. Католики. Я крестил сотни человек, конфирмовал сотни человек. Не знаю, куда они все потом делись. Большую часть из них никогда больше не видел.

– Они не посещают мессы?

– Они приходят сюда в тяжёлые времена. Для них я на самом-то деле не служитель Божий. Здесь предпочитают обращаться за помощью к ведьмам и колдунам. Вот и я скорее кто-то вроде этого.

– А-а.

– Они завтра придут. Некоторые. Завтра ведь праздник, день святой Дионисии. Они верят, что у неё большая власть.

– А-а.

– Ну а вы?

– Я?

– Вы-то сами католик?

– Моя мать не была католичкой. Папа – вот он был.

– Ну… обычно отцы не очень религиозны.

– Папа погиб на войне. Я много гостил у его ирландской родни в Бостоне. Они там все довольно ревностные католики.

– А вы конфирмованы?

– Верно, я прошёл конфирмацию в Бостоне.

– Вы сказали «в Бостоне»? Я сам вырос в Бриджуотере. Это недалеко.

– Да. – Сейчас их разговор в основном шёл по второму кругу.

Священник поведал:

– После того, как я покинул родной дом, мои мать и отец переехали в Бостон. Я разговаривал с матерью по телефону в 1948 году. Позвонил из нового модного отеля в Давао. По тем временам нового. Но до сих пор, наверно, модного, а? Она сказала, что всегда молится за меня. Как услышал её голос, так и почувствовал, насколько она от меня далеко. Когда вернулся сюда, к себе в приход, то это было всё равно что начать всё заново в первый день. Снова почувствовал себя далеко от дома.

Из-за угла здания их рассматривали четверо ребятишек мал мала меньше, совершенно голых, не считая трусов. Когда Сэндс им улыбнулся, они взвизгнули и разбежались.

Кариньян сказал:

– Я встретился с тем, другим человеком. Он к нам тоже заглядывал.

– Не совсем понимаю, о ком вы.

– С полковником, полковником Сэндсом.

– Ох, ну конечно, с полковником, – спохватился Шкип.

– Только он не был в форму одет. Думаю, в форме должно быть слишком жарко. Так что не знаю, из какого он рода войск.

– Он в отставке.

– А ведь он тоже Сэндс.

– Ну да. Это мой дядя.

– Дядя ваш. Ясно. А вы тоже полковник?