Дымовое древо

Проснулся он в замешательстве. Где-то хрипло, как удавленный младенец, распевал горловые трели потомок знакомых ему с детства петухов, и на секунду он подумал, что сейчас рассвет. За стенами смеялись и перекликались детские голоса. Съехалась всё семейство – должно быть, дело шло к вечеру. Почти все стены комнаты, сколоченные из грубых досок и крытые жестью, занимали большие окна, так что Минь отодвинул сетку, сел и увидел в нескольких метрах надгробия, под которыми покоились оба его двоюродных дедушки. В этой самой постели он спал со своим младшим братом.

Запах от простыней шёл свежий, но они покрывали всё тот же самый матрас, остро бьющий в нос затхлым духом пера и застарелого пота, а над головой была та же самая оцинкованная жесть для выпечки, под которую переселились они с Тху, когда умерла их мать, в семье, которая не была им родной семьёй. Положение чужаков сблизило их друг с другом настолько, насколько бывают близки только дети, лишённые всякого понимания того, что время когда-нибудь раскидает их в разные стороны.

В пять часов вечера дядя Хюи созвал семью в гостиной.

Все стали ждать, пока он зажжёт свечи у алтаря перед домом, двигаясь среди своих авокадовых и кумкватовых деревьев, лавируя между соседских брюк, блузок и футболок, которые сушились на разноцветных пластмассовых вешалках на ограде из сетки. Он поклонился духам предков, вошёл в гостиную, никого не поприветствовав, прошествовал через весь дом, чтобы постоять перед могильными памятниками на заднем дворе, а потом вернулся и положил на пол во главе залы две подушки. Скрестил ноги и сел перед ними, не сгибая спины. Остальные – дети, тётушки, двоюродные братья и сёстры, вся семья, над которой он главенствовал, – расселись вдоль стен, самые младшие – за пределами комнаты, окружив оба крылечных столба и прислонившись к ним спинами, словно пленники, привязанные к деревьям. Вся семья, не говоря ни слова, внимала дядиным речам. Обратился он лично к Миню.