Один из ребят был похож на эту девочку — такой же рыжеватый и остролицый. А другой — с аккуратной темной стрижкой ниже ушей, чем-то похожий на юного музыканта или танцора. Оба они были в мятых анголках: рыжеватый — в пятнистой, а его приятель в серо-зеленой.
Еще один мальчишка был явно младше своих спутников. Четверо — они, видимо, Шуркины одногодки, а этому не больше десяти. Ростом он был одинаков с остальными, но просто потому, что длинный и тощий от природы.
Одет он был, как и «желтая» девочка, не по сезону: в длинные штаны из похожей на брезент материи и плотную серую рубашку, глухо застегнутую у ворота. Бедняга... Но самой примечательной деталью его портрета были волосы. Росли они очень густо. Но не равномерно, как у Шурки, а клочьями. Причем клочья эти были разными: от темно-русых до белых, почти седых. «Пегий...»
Шел «пегий» с краю, очень независимо — левая рука в кармане, узкие плечи расправлены, голова на тонкой шее вскинута, как у гвардейца на параде. Впрочем, иногда он поворачивал голову к остальным, чтобы вставить слово в общий разговор. И даже иногда смеялся вместе с остальными. В правой руке нес он белый пластиковый бидон, помахивал им.
Компания прошла мимо, не обратив на Шурку внимания. Он подождал. Поднялся и двинулся следом. В отдалении.
3. Ищут пришельца
Зачем он пошел за ними? Сам не знал. Подходить к Той-Которая-с-Косами, пытаться завести знакомство было сейчас немыслимо. Даже как зовут, и то не узнать. Потому что за двадцать шагов ребячий разговор был неразборчив, а догонять компанию Шурка не смел.
Скоро от улицы Каляева под острым углом отошла другая, Кузнечная. С такими же одноэтажными домами и высоким иван-чаем у заборов. Но была особенность — дома стояли как бы по берегам, а дорога — словно речка. Она тянулась по дну неглубокого оврага. Откосы его заросли, конечно, все тем же иван-чаем и буйным чертополохом.
Ребята зашагали по тротуару вдоль заборов. Шурка схитрил. По дорожке среди зарослей свернул вниз и двинулся по тропинке у дороги. Ускорил шаги, почти догнал дружную пятерку. Только ребята шли выше его — метрах в пяти. Иногда Шурка видел над иван-чаем и репейником плечи и головы. Разговор приятелей слышался громче, но разборчивей не стал.
Шагов через сто склон сделался более пологим, а заросли на нем — пожиже. И вот здесь-то, словно выбрав подходящее место, судьба сделала Шурке подарок. Чиркая по головкам белоцвета, прилетел сверху и шмякнулся к Шуркиным кроссовкам пластиковый бидон. Тот самый — пузатый и белый.
Шурка схватил его. На бидоне черной краской была нарисована пиратская рожа — со злорадной улыбкой и заплатой на глазу.
Шурка слегка нарочито засмеялся и глянул наверх. Пятеро — по пояс в бурьяне — выжидательно смотрели на Шурку. Девочка в свитере отчетливо сказала «пегому» неудачнику:
— Растяпа! — Вот, мол, махал, махал и доигрался.
Тот стрельнул в нее глазами, а к Шурке протянул растопыренные руки:
— Брось мне, пожалуйста!
Шурка бросил. Красиво так, ловко — бидон был пустой, легонький. Но «пегий» пацан, видать, от природы был неудачником. Не поймал. Посудина отлетела от его ладо-ней и угодила в чащу на половине высоты между ребятами и Шуркой.
И тогда Шурка, ломая стебли и царапаясь, скакнул вверх. Раз, два! Схватил бидон. И сквозь колючие сорняки выбрался на край откоса.
Он обвел взглядом пятерых. Те смотрели по-хорошему. Девочка в свитере опять сказала «пегому»:
— Растяпа... Из-за тебя человек обдирался в татарнике.
— Я сам хотел! Только не успел! — Голос «пегого» взлетел высоко и звонко.
Шурка протянул мальчишке бидон.
— Спасибо, — сказал «пегий», надув губы с дурашливой виноватостью.
Шурка ощутил непривычную раскованность. Словно кто-то отключил в нем всегдашнюю сумрачную стеснительность и подсказывал, что делать и говорить.
Шурка простецки шмыгнул носом.
— Пожалуйста. Как не помочь знакомым людям...
— Разве мы знакомы? — вежливо удивился рыжеватый мальчишка.
— Маленько... — Шурка решился на улыбку. — Не со всеми, а вот с ней. — И только теперь взглянул прямо на Ту-Которая-с-Косами.
Она не стала отпираться. Веселыми серыми глазами как бы вобрала в себя Шур кин взгляд.
— Да! Я сидела в окошке, а он ехал в трамвае и показал мне язык...
— Я?! — радостно возмутился Шурка. — Это ты мне показала язык! Лопатой, вот так... А я сделал вот так! — И растопыренной пятерней он изобразил «нос».
— Фи, Евгения, — тоном аристократа сказал похожий на юного артиста мальчишка. — Разве прилично показывать язык незнакомым молодым людям!
— Знакомым тоже неприлично! — звонко вмешался «пегий». Евгения тут же показала ему язык:
— Помалкивай, пока не попало!
— Они с Алевтиной всегда меня угнетают, — доверчиво пожаловался «пегий» Шурке.
— Не смей называть меня Алевтиной! — девочка в свитере замахнулась на «пегого». Он тренированно отскочил. И все опять соединили взгляды на Шурке.
«Что бы такое сказать? — запрыгала в нем мысль. — Что бы еще сказать? Что?..»
Выручил «пегий». Неожиданно.
— А ты не испугался, когда на тебя свалилась такая «голова»?