К середине коромысла приклепана была тонкая золотистая стрелка. Она смотрела вверх и концом своим уходила в третий шар, пустотелый, со стенками из тонкого, очень прозрачного стекла.
Внутри шара видны были шестеренки, волосяные пружинки, блестящие рычажки и пластинки. Похоже на внутренность часов или барометра-анероида. Только все тоньше, гуще, сложнее...
— Значит, все по правде, — шепнул Ник.
Кустик шумно дышал у Шуркиной щеки.
— Да... — сказал Платон. — По правде. Но что дальше? Ребята, касаться весов нельзя. Тут такое... Нажмем что-нибудь, и вдруг земная ось пополам...
Все посмотрели на Шурку.
А он что? Вдруг не вовремя, совсем не к месту — острая память: «Шурчик-мурчик, будешь как огурчик...» И стук железных молотков у подъезда. «Па-па-а!..» И свет встречных фар, и отдача в ладонь от выстрела...
Шурка отчаянно замотал головой.
«Не надо! Я помню! Но сейчас не надо!..»
— Шурка, ты что?! — У троих это единый вскрик.
— Я... ничего. Я сейчас... Думаю, как быть...
Да, что делать дальше, решить должен он.
Шурка прислушался к тишине. Бурчал ручей. Дышали рядом Платон, Кустик, Ник. Смотрели с ожиданием.
«Гурский! Я ведь сделал, что надо! Где же вы?»
Шурка оглядел круглое подземелье. И... подскочил к спортивному коню.
— Помогите? Вот сюда его, под щит!
Послушались без вопросов. Подтянули четвероногое
создание под баскетбольное кольцо. Шурка вскочил на облезлую кожу. Дотянулся, сорвал с кольца сетчатые клочья. Встал на цыпочки, изо всех сил потянулся вверх. Железный обруч навис над головой.
— Гурский! Я...
«Да, Полушкин, да! Вы молодец. Мы наблюдали. Вы все сделали как надо...»
— И... что дальше-то?
«Все как надо... Зря только, что с вами были друзья. Ну да ладно...»
— Без них я сюда не пробился бы!
«Мы понимаем... Да и все равно им никто не поверит, если захотят рассказать. Все решат, что это новая фантазия вашего Кустика...»
— Да!.. Гурский! А что дальше-то?
«Дальше — все. Ты выполнил задачу. Теперь — как договорились. Как договорились, Полушкин. Уйдешь с нами».
— Но я не хочу! Я... передумал! Вы обещали вернуть сердце!
«Конечно, конечно!.. Раз ты так решил...» — В тоне Гурского скользнула чуть заметная неуверенность. И опять он говорил Шурке «ты». Рыбка замерла в груди.
— Вы же... обещали...
«Ну конечно же! Только придется подождать несколько дней».
— Зачем?! — со звоном, почти со слезами крикнул Шурка. Чудилась увертка. Ловушка.
«Но поймите же, Полушкин! — в тоне Гурского появилась прежняя убедительность. — Это необходимо, чтобы избежать дисбаланса. Иначе эхо в Кристалле будет непредсказуемо... Необходима проба, а мы ведь еще даже не касались прибора».
— А сколько ждать?
«Вы ждали столько месяцев. Потерпите еще несколько суток».
— А как я узнаю, что уже пора? Будет вызов?
«Да... Или Степан предупредит. Кстати, не забудьте вернуть ему отвертку».
— Ладно... А теперь что делать? — Шурка почти успокоился. И понял, как он устал.
«Теперь? Спокойно идите домой».
— Старым путем?! — ахнул Шурка.
«Нет, нет, конечно... — Шурке почудилась усмешка.
И он как бы увидел за плечом Гурского его ассистента, плешивого Кимыча. — Сейчас сообразим... Да, так! Направо от вас есть скульптура. Мальчик. Сдвиньте ее...» — И тишина. Никакого энергополя, никакого эфира и пространства.
Шурка тяжело прыгнул с коня.
Друзья смотрели вопросительно. И с тревогой.
— Ну, что будем делать? — нетерпеливо сказал Ник.
— Вы разве не слышали разговор?
— Мы слышали твои слова, — слегка укорил его Платон.
— Ах да... Пошли!
Скульптура отыскалась быстро. Мальчик был не просто мальчик, а с кудлатой собачонкой. Она стояла на задних лапах, а передними упиралась в колени хозяина. Мальчик нагнулся и трепал песика по ушам.
Все разом глянули на Ника: «Ну?» И конечно, он голосом Гриши Сапожкина произнес:
— С-скажите, п-пожалуйста, вы не видели рыжего щенка с черным пятном на ухе?
И все вздохнули, потому что знали: щенка Гриша так и не нашел.
Скульптура была гипсовая, на квадратной площадке. Сдвинулась она легко. Под ней дышал сыростью узкий колодец.
Начали спускаться по скобам — было уже не привыкать. Метров через пять оказались в проходе с земляными стенами. Шли недолго. Ход привел к новому колодцу — круглому, бетонному, с прочной лесенкой.
Вверху сквозь траву просвечивало летнее ночное небо — белесое, со звездочкой...
Выбрались, конечно же, неподалеку от паровозика Кузи.
Постояли, потом свалились в пахучую прохладную траву. Усталость стонала в руках, в ногах. Ноющая боль снова набухала в царапинах. Но все равно было хорошо.
— Шурка... — тихо окликнул Платон.
— Что?
— Мы ведь все сделали правильно, да?
— Конечно. В точности как надо.
— Ты... теперь никуда не уедешь, не... улетишь?
— Ни за что.
— А то смотри, — подал голос Кустик. — Женька знаешь как будет реветь.
— Шурка, зря ты его избавил от щекотки, — сказал Ник.
За высокими головками иван-чая уже наливался желтый рассвет. Но в зените еще горели звезды. Глядя на них, Шурка спросил:
— А тот мальчик... Оська... Он писал потом письма?