Дырчатая луна

Казалось бы, разговор должен был встревожить Леся. Но не встревожил. Почему-то Лесь был уверен: если Вязников что-то и знает, то никому не скажет. И неожиданно Лесь спросил:

— А брат? Что, ушел на «Ладони»?

— Ушел, — вздохнул Вязников. — Неизвестно теперь, когда увидимся.

— Аты...

— Что?

— Собираешься уезжать?

— Не знаю еще. Как повернется... Вообще-то у меня нет выхода...

— Почему?

— Ну, видишь ли... Я же слово дал каждый год рисовать тебя на гараже. Если не уеду, придется до десятого класса нам с тобой драться...

— Да, положение безвыходное, — хмыкнул Лесь. И сразу вспомнил недавний сон. И увидел, что у Вязникова на правом колене — розовый след от коросты, похожий на букву С. — Слушай, Вязников, а ты знаешь, что у кузнечиков уши на коленках передних ног?

Вязников растерянно мигнул.

— Не... Я не знал...

— А у тебя уши на коленках никогда не росли?

Странно (очень странно!), что Вязников не удивился.

— Росли. Один раз. Во сне...

Лесь замолчал, переваривал свое изумление. И посоветовал наставительно:

— Смотри, чтобы не выросли по правде. Это бывает... если кто суется куда не надо.

— А... куда не надо? — опять очень тихо спросил Вязников.

Лесь промолчал. И тогда Вязников улыбнулся. С прежней, хорошо знакомой ехидцей:

— Мне это не грозит. Это может случиться с теми, кто много возится с кузнечиками. И уши будут лимонного цвета...

Лесь хотел огрызнуться, но сразу не придумал как. А через три секунды увидел, что неподалеку появилась Гайка. И побежал к ней.

Так в этот день закончился его первый разговор с Вязниковым. А потом случился второй. Вечером.

Лесь и Гайка по Васильевскому спуску торопились к Мельничной балке. Чтобы с полчасика поездить на Бельке. Ему разминка, а им удовольствие.

Солнце только что утонуло в море, расцвел над крышами перистый закат, начинали свои трели цикады. Уютно и тепло было на тихих улицах. Почти не встречались прохожие. И встретился только один. Вязников.

Его, длинного и гибкого, Лесь узнал в сумерках издалека. Вязников его и Гайку тоже узнал. Остановились. Как-то неловко было молча пройти мимо, хотя и вовсе не друзья.

— Привет... Что-то мы все время сегодня встречаемся. Прямо судьба, — невесело сказал Вязников.

— Никакая не судьба. Просто улицы узкие, — возразила Гайка довольно задиристо. И Лесь мигом почуял, что это нарочно. Хочет показать, что Вязников ей совершенно безразличен.

— Гуляете? — сказал Вязников без ехидства, довольно задумчиво. Но Гайка взвинтилась еще сильнее:

— Гуляем! Скажи еще: жених и невеста!

Вязников промолчал, и Гайка оказалась в глупом положении.

— Тоже гуляешь? — спросил Лесь Вязникова примирительно.

— Лекарство искал. Бабушка слегла... Ну, ты помнишь, ты ее видел прошлый раз...

— Сердце, наверно? — неловко проговорил Лесь. Потому что теперь было бы совсем уж неудобно просто так разойтись.

— И сердце, и все остальное. Старая потому что... А недавно еще вся разволновалась. Ее из магазина выпихнули. Просила, чтобы банку горошка дали без очереди, а ее взашей...

Лесь и Гайка посмотрели друг на друга.

— Нашел лекарство-то? — спросила Гайка.

— He-а... Две аптеки закрыты, в третьей нет такого. На рецепт глянули, только рукой махнули. Иди, говорят, в специальную, ветеранскую. Там дадут и даже бесплатно...

— Туда, значит, и шагаешь теперь, — посочувствовал Лесь.

— Домой шагаю. Та аптека в Батарейной слободе, а катера через бухту не ходят, в гавани комендантский час.

— Какой еще час? «Ладошка» же ушла! — возмутился Лесь.

— Она ушла, а час остался. Боятся, наверно, что и другие... Теперь до завтра ждать. Если... — Вязников не стал продолжать. И так было ясно: если завтра лекарство еще будет нужно.

— Давай, Вязников, рецепт, — сказал Лесь. Потому что, видать, и в самом деле судьба.

— А... зачем? Ты... где? Думаешь вокруг бухты? Не успеть до закрытия...

— Давай, не спрашивай. Если достану лекарство, сразу принесу. А нет, так нет, не обижайся...

— На... Лесь! А может, я с тобой?

Он впервые сказал не «Гулькин» и не «Носов», а «Лесь». И будто музыка прозвучала — из того сна про оркестр. Но Лесь ответил твердо:

— Нет. Иди домой... На какой там улице аптека-то?

— На Мичманской...

Лесь побежал. Гайка за ним. Лесь на бегу велел:

— Ты давай-ка домой. Я один.

— А вот уж фигушки! Одного тебя я не пущу!

— Вельке будет тяжело! Ведь через бухту же, целый километр!

— Все равно не пущу!

— Дура! Он же не птица, а кузнечик, он не летает далеко! Плюхнемся!

— Пусть! Все равно! Если ты один поскачешь, я тут же помру от страха...

— Булькнемся посреди гавани — помрем оба!

— Нет... Он перелетит! Я знаю!..

Велька перелетел. Сначала длинными скачками он двинулся по бетонному волнолому, потом прыгнул с оконечности мола, где мигал зелеными вспышками маячок.

У выхода из бухты дежурил буксир Вспомогательного флота. Наверно, вахтенному Велька показался на фоне заката черным летящим драконом. Взвыла сирена, ударил по Вельке прожекторный луч. И громадный кузнечик засверкал, загорелся в этом луче сотнями желтых бликов.

А Лесь и Гайка на миг ослепли, ощутили тугую силу бьющего света.