Дырка для ордена; Билет на ладью Харона; Бремя живых

— Выпьем. За тебя и за науку. Моя методика редко сбои дает, я готов был поручиться, что по потенциалу ты теоретик–интеллектуал. Гуманитарного направления. Участие в острых акциях тебе даже противопоказано. Зато теоретические исследования — это твое. Тут ты достиг бы выдающихся успехов. Кстати, вот и подтверждение — раз ты при своем образе жизни еще и ученую степень приобрел…

Увидел насмешливый взгляд Ляхова и хлопнул себя по лбу.

— Тьфу ты, черт! Как же я не подумал! Ты же и в спецназе мог заниматься как раз планированием операций, анализом разведданных и тому подобным… А оружие и в руках не держать. Так?

— Давай, брат, на эти темы распространяться не будем. Лучше теперь я заказ сделаю. Эй, уважаемый, — окликнул он пробегавшего мимо официанта, — кофе нам пока подавать не надо, соорудите лучше этакое… — он прищелкнул пальцами, — из даров моря что–нибудь. Омара, например, или же лобстера, осьминога по–гуанчжоуски…

— Покорнейше простите, не имеется. Не сезон. Ежели желаете — раковые шейки чищеные, осетринка с хреном, балтийские миноги копченые.

— Ну, пожалуй, сгодится. Пусть раковые шейки. Порции хоть приличные?

— Как прикажете. Можно сразу блюдо принести.

— Вот и несите. И вина соответственного, лучше всего марочного хереса.

Максим деликатно поинтересовался, не дороговато ли будет, и раковые шейки по зимнему времени, и марочное вино, испанское скорее всего.

Ляхов беспечно махнул рукой.

— Не бери в голову. Я там столько заработать успел, что и без нынешнего оклада до конца академии на гулянки хватит. Заодно подскажи, я же не местный, где тут автомобиль приличный прикупить можно? По салонам недосуг мотаться, да и переплачивать сдуру не хочется.

Поговорили о машинах, их сравнительных характеристиках и ценах, потом Максим упорно вернулся к прежней теме.

— С тестами ты меня тоже надул? Не сходится картинка, хоть убей. По всем параметрам выходит, что честно отвечал, а результат вполне дурацкий. Я бы с тобой еще поработал, если ты не против.

— Отчего я могу быть против?

Они просидели в ресторане до тех пор, пока на город не начали опускаться ранние зимние сумерки. Максим, похоже, особой привычки к офицерским кутежам не имел, и его подразвезло.

Так что Ляхову самому пришлось садиться за руль и везти нового приятеля домой.

Жил он на Второй Мещанской улице, не слишком далеко от академии, и Вадим решил, что, поставив машину и проводив Максима до квартиры, с удовольствием прогуляется по морозцу переулками, застроенными одно–и двухэтажными домами начала прошлого и даже позапрошлого веков.

Но врач наотрез отказался отпускать Ляхова, пока тот не зайдет к нему, посмотрит, как он живет, и выпьет кофе.

Спорить оснований не было.

Жил Максим в совсем маленькой квартирке на четвертом этаже кирпичного дома, выложенного по фасаду белыми и красными кафельными плитками, архитектурой похожего на католический собор. Лифта не было, и Вадиму пришлось вести товарища по крутой полутемной лестнице.

Максим то и дело оступался, ругался вполголоса, а в промежутках слегка заплетающимся языком повествовал, как ему повезло. Двоюродный брат с женой уехал по контракту в Австрию, а свою квартиру оставил ему совершенно бесплатно, в бессрочное пользование, но с условием, что, если вдруг дела там пойдут не слишком удачно, он оставляет за собой право вернуться. И без обиды.

— Но дела у него идут более чем хорошо, Володя уже приобрел себе виллу в предгорьях Альп, и можно надеяться, что съезжать в обозримом будущем не придется…

Наконец они добрались, Максим с третьего раза попал ключом в замочную скважину и отпер дверь.

Пока доктор в ванной приводил себя в рабочее состояние, Ляхов бегло осмотрел квартиру.

Она ему понравилась. Правда, потолки слишком уж высокие по отношению к скромной площади комнат. Кабинет, по трем стенам с полу до потолка заставленный книжными полками, небольшая гостиная, где с неизменными книгами соседствовал странной конструкции дальновизор, похоже, что самодельный, окруженный несколькими электронными блоками. Из мебели имелся только низкий журнальный столик и диван, очевидно, служащий Максиму постелью.

Над диваном висел писанный маслом портрет довольно симпатичной девушки лет двадцати двух. Возлюбленная, наверное, а возможно, и мать, не угадаешь, поскольку одета она была в стилизованное под восемнадцатый век платье с глубоким декольте.

Пока он рассматривал портрет, вернулся Максим.

С мокрой после душа головой, в домашней куртке и брюках из коричневого вельвета и, похоже, принявший отрезвляющее снадобье, поскольку выглядел вполне прилично.

— Перестарался я, — с извиняющейся улыбкой сообщил он, — давно выпивать не приходилось.

«Видел бы ты меня в Хайфе», — подумал Ляхов и ответил подходящей к месту поговоркой:

— Кто пьян да умен, два угодья в нем…

— А что, все нормально было, я лишнего ничего?…

— Неужто не помнишь?

— Так, местами. Основное помню, а кое–где и провалы…

«Плохой признак, — опять подумал Ляхов. — Выпили–то всего ничего, по двести пятьдесят водки и по бутылке хереса. Для хорошей гулянки — аперитив. Хотя, если без привычки…»