После обеда, в приготовлении которого принимали участие все герои, и особенно Аполлон, сокрушавшийся по поводу нерасторопности своего временного автосервиса, друзья вместе с Абрамом Моисеевичем уехали в клуб, а Наум Аркадьевич перебрался в беседку. Туда же переместилось и всё его семейство. Правда, внук тут же убежал, и причиной этого был визит соседской вольно гуляющей дворняги Майки. Майкой ее назвал сам доктор, так как впервые она прибежала к нему в мае. На самом же деле у дворняги было другое имя и другой хозяин. Впрочем, она с удовольствием отзывалась на оба, так как и там и тут её кормили и баловали.
В беседках хорошо беседуется! Не правда ли – оригинальная мысль? А главное, всегда свежая, неожиданная и верная! Наверное, поэтому, когда невестка с сыном начали резать яблоки, очищая их от сердцевины и червоточин, дед и перешёл к своим воспоминаниям и рассуждениям. И поскольку разговор до этого вился вокруг всевозможных инфекций и, в основном, болезней "грязных рук", то он начал повествование о королеве инфекций – о чуме.
– Был я на чуме! Не простой, а настоящей! Такой чуме, где люди два дня – и умирали! Это было в калмыцкой степи. А я ещё был тогда студентом четвертого курса. У нас в Саратове, где я учился, был такой краевой институт микробиологии и эпидемиологии. Назывался «МИКРОБ». В общем, они набирали молодых людей в экспедицию… Желающих…
– Значит, это не обязательно было? – спросила невестка.
– Нет-нет, Леночка! По своему желанию! Нам, студентам, нужно было одеться, а деньги платили большие… Туда ехали вторым классом… пароходом… И обратно – вторым классом. Сначала в Астрахань… потом в Царицын. Это было при Советской власти… Это уже потом Царицын превратился в Сталинград, а теперь в Волгоград. Это был город… В зелени весь! Летом мы приехали! А от Царицына в ста километрах – вспышка чумы… В калмыцкой степи, среди калмыков. И мы туда ехали на простой деревенской арбе. Со всеми медикаментами и всякими снаряжениями. Целый поезд ехал… много таких повозок. И люди ехали… и врачи… А главный наш начальник всей экспедиции, Суворов, на легковой машине ехал. А рядышком с ним ехала санитарная машина. Суворов был такой опытный эпидемиолог, который уже и огонь и воду и медные трубы прошёл и все чумы пережил. Он тогда уже был лет пятидесяти-шестидесяти… По-нашему, это был человек уже зрелый… Приехали мы туда и начали там работать. Работа была военизированная. Никаких разговоров! Сказано – сделано! Один верхом, другой на арбе… куда пошлют, туда и едет. Где-то подозрительный случай по чуме… Подозрение только… пятнадцать-двадцать километров… Сразу же верхом едет туда человек… студент, фельдшер… и проверяет. Мы выискивали очаги и собирали всех заболевших в одно место. Там был уже карантин, и очень строгий. Государство затрачивало колоссальные деньги на то… что если в каком-нибудь посёлке, селе или хуторе один человек заболел чумой, то весь хутор окружали, как военизированный лагерь, и не выпускали никого в течение известного времени. Всё подвергалось дезинфекции, дезинсекции, всё сжигалось, что можно было сжигать. А люди, которые там жили… здоровые люди… Скажем, один случай, а сто человек страдает из-за этого… Та-ак… Им всем оплачивали деньгами специальные хозяйственники компенсацию за сожжённое. Чтоб не было бунта. Коров не разрешали ни впускать, ни выпускать, и сено им доставляли. А у нас, где мы жили, – в Заветном… село Заветное… такое было маленькое… там была развёрнута больница. И там было человек десять-пятнадцать больных с бубонной формой чумы…
– Но они же все умирали! – удивлённо воскликнула невестка.
Сын Наума Аркадьевича не раз всё это слышал и потому лишь довольно улыбался её наиву.
– Нет, Леночка, они помирали у нас не все, – ласково успокоил невестку дед. – Они помирали приблизительно восемьдесят процентов… Почти что все! Но кое-кто… Из десяти человек двое выздоравливали.
– Но это же остаётся иммунитет потом на всю жизнь, – уже спокойнее констатировала Лена, на что дед так же мягко, по-отечески возразил:
– Ан нет – на полгода только! Там у нас один был… переболел, выздоровел и у нас же сделался санитаром. Полгода он уже не боялся. Хозяйка, у которой мы жили, которая нас кормила… Как она заболела, мы не знаем, но факт тот, что она заболела у нас чумой и через два дня умерла. Ну, тут, конечно, сразу все всполошились… Всё-таки близко… рядом… Потому что когда мы заходили в барак, где лежали больные, то надевали такой костюм… Как скафандр!.. Как эти самые… космонавты! Это что-то невероятное! Жара! Лето! Это всё надеваешь на себя вкруговую и ходишь… Руки в перчатках…
– Резиновые? – изумлённо спросила невестка. – Резиновые, – подтвердил дед и продолжил: – Здесь это… очки! Здесь закрыто… Дышать почти что нечем! Два или три раза я заходил в этот барак. Там специально были при бараках люди… Но мне приходилось два-три раза… Так… Лёгочная форма – сто процентов смертности, бубонная вот так… Это, значит, желёзки начинают опухать и… Ну ладно… Сыворотку делали… Всё это…
Дед задумался и помрачнел.