Дышать! Воспоминания о прошлом и будущем. Семь историй на сломе эпох

Виктор Звагельский Дышать! Воспоминания о прошлом и будущем. Семь историй на сломе эпох

ЧЕСТНАЯ КНИГА О ЖИЗНИ ПОКОЛЕНИЯ

Для Виктора Звагельского писать – хобби: есть свободное время, которого на самом деле, наверное, и нет, так как человек он занятой, садится за «клаву» и пишет свои рассказы. Не сочиняет, не высасывает из пальца, а просто выплескивает то, что накопилось. Это даже не хобби – потребность, иначе б не затевал. Ну и хорошо, что затеял, а еще лучше, что решил наконец опубликовать. Получилась такая объективная реальность, данная нам в ощущениях отдельно взятого человека, отнюдь не лишенного литературного таланта, ко всем его прочим талантам. У него все просто и понятно, потому что это рассказы одного из нас про нас.

Его истории – зарисовки с натуры. Узнаваемые, их вполне можно примерить на себя, к своим жизненным обстоятельствам – тем-то они и цепляют. И кроме прошлого он говорит о будущем. Ближнем или дальнем – тут уж как повезет.

Впрочем, времена, как известно, не выбирают, «в них живут и умирают». В них живут герои В. З., в них живем мы сами, и В. З. просто поставил перед нами зеркало. Смотрите, вспоминайте, смейтесь, плачьте, а если что не так, то и на это есть пословица, что «неча пенять». Да и будущее, хочется верить, зависит от нас.

Литературный редактор, рецензент,

Татьяна Варламова

Барабан

«Бог создал все нации для войны, а одну – для мира. Ты разве видел, чтобы евреи когда-нибудь на кого-то нападали или захватывали? Евреи всегда сидят дома в кругу семьи, пишут книги, сочиняют музыку и воспитывают умных детей», – любила повторять Тамара Марковна Гольдах своему единственному внуку Левочке. Все доводы Льва о восстаниях храбрых иудеев против Римской империи, битвах с жестокими филистимлянами или, наконец, о многочисленных войнах независимого Израиля с враждебными арабскими государствами, никак не могли заставить бабушку усомниться в правоте своих выводов: «Евреи брались за оружие, только чтобы защитить свою веру и своих родных!»

Древо Гольдахов брало свое начало с далеких веков, когда один из прапрадедушек Льва служил казначеем у польского шляхтича, о чем говорил главный реликт семьи – поверенная грамота о назначении Шмуля, сына Гольда, на столь ответственный пост. Следующие за знаменитым предком потомки с обеих сторон Левочкиных родителей оказались жителями соседних местечек в глуши белорусских окраин, как гласило семейное предание, не без гордости повествовавшее, что как Гольды по мужской линии, так и Левиты по женской всегда были уважаемыми и благообразными членами общества и неизменно занимали важные должности в местечковых советах.

Череда погромов и вихри революций прошлого века разбросали многочисленную популяцию польско-белорусских сынов израилевых по всему свету, и изредка, набравшись храбрости, бабушка полушепотом рассказывала внуку об одном своем родственнике, ставшем героем-летчиком во Франции, или о другом – гениальном архитекторе, изменившем облик далекого Нью-Йорка. Лева часто вспоминал, как в детстве мама, посмеиваясь, говорила, что бабушкины истории не более чем красочная легенда, потому что все приходившие в страшные сталинские годы письма из-за рубежа безжалостно сжигались без прочтения. Сгинувший в тюрьме в последние годы правления Усатого Тирана Левин дедушка, по словам матушки, объяснял это тем, что незнание содержимого писем намного облегчит пыточный процесс в подвалах Лубянки в случае неизбежного попадания туда.

Лева хорошо помнил облик мамы, ее всегда теплые и мягкие руки с ванильным ароматом какого-то крема, добрые, но почему-то всегда грустные огромные карие глаза и родной убаюкивающий голос, под звуки которого так чудесно было проваливаться в сон. От пропадавшего денно и нощно на работе отца в воспоминаниях остался только приятный терпкий запах табака, колючие прикосновения небритого подбородка да крепкие до хруста детских костей объятия.

Безмятежное и счастливое детство оборвалось в один момент ранним летним утром, когда вбежавшая в комнату Льва бабушка в слезах упала на его кровать. Маленький мальчик тогда еще не смог сразу понять и осознать смысл пугающе-странной фразы, что он больше не увидит своих родителей, – трясущаяся пожилая женщина, рыдая, без конца повторяла ее. Она накрывала внука всем своим грузным телом и почти кричала ему в ухо, что Господь уберег ее любимое чадо.

Полную картину трагедии Лева смог осознать, только немного повзрослев, а пока, спустя несколько дней после случившегося, с удивлением смотрел на многочисленных людей в черном: они по очереди подходили к нему, плакали во весь голос или, наоборот, тихо причитали, прижимая к груди его голову.