Вздрогнув от какого-то приглушённого звука, Том резко прижался к стене и осмотрелся по сторонам. Никого. Облегчённо вздохнув, Каулитц снова взглянул на улицы Берлина, вдруг отчётливо заметив одну единственную тёмную фигуру, которая шла по противоположной стороне улицы, медленно и безжизненно передвигая своё высокое худое тело. Том уже захотел было спрятаться и убежать отсюда подальше, чтобы его никто и никогда не смог увидеть, но в тот момент, когда яркий уличный фонарь осветил остановившегося рядом с ним человека, Каулитц почему-то передумал и начал пристально за ним наблюдать, узнавая в незнакомце отчётливые черты того парня, который помог ему сбежать. Всё в той же одежде, с той же белой полосой на груди, что начинала вселять в Тома какую-то надежду, всё с той же неприлично сильной энергией.
Вот он прикурил сигарету и посмотрел на небо, несколько минут рассматривая яркие кляксы, вот что-то тихо пробормотал себе под нос – Каулитц видел лишь неясные движения его губ – вот развернулся и зашагал в обратную сторону, снова исчезая в темноте.
Том прикусил губу, вдруг незаметно проскользнул на пустую улицу богатых кварталов и медленно зашагал вслед за незнакомцем, держась на другой стороне улицы на несколько метров позади. Парню пришла безумно глупая мысль, что этот человек единственный, кого он знает, единственный кто помог ему выбраться из ада, кто, возможно, захочет помочь ему ещё раз. Осталось только ворваться в его жизнь и нагло попросить о гостеприимном приёме, что так хорошо умел делать Том.
Они шли довольно долго, Каулитцу начало казаться, что позади уже осталось полгорода, к его счастью на пути ему не встретилось ни одной живой души – незнакомец продолжал проворно, но медленно идти вперёд, совершенно не замечая слежку. Вдруг он свернул к большому красивому особняку с тёмными мрачными окнами. Парень поднялся по ступенькам и скрылся за дверью дома, а Том решительно пересёк улицу, намереваясь бессовестно найти себе ночлег. Всё равно ему идти было больше некуда…
(Саундтрек: THE RASMUS & ANETTE OLZON - October & April)
***
Тихие медленные шаги разносились по холодному ночному воздуху, оставляя в душе осадок печали и грусти. Фильтр очередной сигареты был полностью искусан ровными белоснежными зубами, а красивые губы изредка приоткрывались, выпуская на волю едкий серый дым, в который, казалось, начала превращаться жизнь Билла Трюмпера.
Усталые когда-то сверкающие глаза были уставлены вниз, бессмысленно исследуя асфальт под ногами, брови задумчиво нахмурены, а сердце с каждым шагом сжималось, понимая, что до его дома остаётся всё меньше и меньше робких шагов. Всё быстрее приближается неизбежная встреча с особняком, который в своих стенах хранил память о его отце, будто специально заставляя единственного владельца вспоминать теперь уже бессмысленные для него моменты прошлой жизни.
Билл медленно переместил сигарету в другой конец рта, словно какую-нибудь тонкую травинку, и поднял голову, сразу же замечая очертания его спящего дома. Тёмные окна наводили на глупые мысли, что последний кусочек надежды навсегда умер вместе со смыслом жизни, исчезая в пустоте вселенной и забирая с собой важные части души.
Парень шумно выплюнул окурок на асфальт – тот одиноко упал ему под ноги, разбрасывая пепел, словно последние частички своей итак короткой жизни, - и свернул в сторону дома. На него вдруг обрушилась непонятная давящая энергетика, отчего возникло желание развернуться и убежать подальше отсюда, но Билл решительно взбежал по ступенькам на крыльцо и скрылся внутри, удивляясь, что он умудрился перед своим уходом не запереть входную дверь.
В доме было холодно, словно все окна и двери были открыты нараспашку несколько дней подряд, впуская каждую секунду в себя ветер и пустоту. Парень поёжился, осматривая тёмный коридор и замечая очертания различных старинных ваз, скульптур, картин, разных кресел, что так любил собирать его отец – он свозил с разных концов света антикварные вещи, считая, что они придают особняку какой-то более величественный вид.
С тоской пройдя мимо комода с зеркалом, на котором ещё утром висела записка от Кристианы с адресом клуба, Билл остановился и посмотрел на свой неясный мрачный силуэт, различая в отражении глаз дольку отчётливой боли.
- Ну что, приятель, одни остались мы, да? – Билл тихо хмыкнул. – Говорю сам с собой…
Он безнадёжно покачал головой и опустил глаза в темноту, тихо вздыхая с незаметным стоном в пустоту. Трюмпер взмахнул руками и сцепил пальцы рук, начиная по привычке наслаждаться хрустом суставов, а ведь это всегда раздражало Гордона. Его много что раздражало в поведении Билла, но в то же время его безграничная любовь к сыну брала верх. Казалось, что всё было безупречно.
Тихие шаги в глубине дома заставили парня замереть на месте, с подозрением вглядываясь в сторону арки, которая вела на кухню. Кристиана вернулась посреди ночи? Может, что-то забыла здесь? Тогда почему свет не включила?