Дыши нами, пока есть время

— Света думает, что ты принял помощь ее отца и согласился на то, что вы никогда не будете вместе ради операции и денег. Так как она ни с кем не общается, как и ты, — Маруся закатывает глаза, явно не одобряя, — то и не знает, как все на самом деле. Ну, теперь знает, конечно.

Обухом по голове… Иначе назвать данную новость нельзя. Во рту такая горечь, словно слюну заменили медленно действующим ядом. Отшатываюсь от сестры и сжимаю кулаки. Вот же, г…!

— Где она?

— За городом. Я отвезу. — Вполне дружелюбно предлагает птица, а я киваю.

— Только перед этим заедем в другое место. Владимир Эдуардович в столице?

— Да.

— Прекрасно. — Потираю руки с улыбкой маньяка, который вот-вот дорвется до своей жертвы. — Пора навестить козла.

От предвкушения долгожданной встречи в горле пересыхает так стремительно, что я даже замедляю ход.

Что если она не захочет меня видеть?

Вышвырнет, как и я ее когда-то.

Идиот…

Пересекаю огромный холл и подхожу к двери, за которой находится она, моя светловолосая девочка.

Медленно поворачиваю ручку и легонько толкаю деревянное полотно.

Вижу ее, а она меня нет.

Стою, будто замороженный, и пялюсь на изящные кисти, которые плавно двигаются.

Рисует.

Пятна краски на одежде, джинсовом комбинезоне и футболке под ним, выдают то, что сидит за холстом уже давно.

Из-за хрупкой фигуры не могу разглядеть, что она так усердно выводит кисточкой. Взгляд невольно останавливается на платке, который прячет шикарные локоны, сводящие меня с ума.

— Даже не смей приближаться к моей дочери! — Разъяренный Алимеев неожиданно ловко бьет мне в ответ.

Губа разбита. Зато у него под глазом точно будет красоваться синяк. В ресторане кипиш. Кто-то зовет охрану. Его партнеры давно отошли в сторону, потому что со стола полетели чашки. Под ногами полно осколков. Костюм папочки принцесски испорчен, а мне плевать на все. Хочется прибить этого ублюдка за то, как он поступает с родной дочерью.

Как бы я не ненавидел пернатого, по дороге к ресторану он рассказал мне о том, что Света больна еще с детства, и ее семейка это тщательно скрывала, и если бы не случайно подслушанный разговор, то никто бы и не узнал.

— Поздно спохватился, придурок!

Схватываемся еще раз, но на этот раз нас растягивают. Сестренка хватает сзади и что-то говорит, но я не слышу. Хочу быстрее оказаться рядом со своей девочкой и не подпускать к ней таких родителей, которые больше напоминали вредителей, чем близких людей…

Иду к ней и останавливаюсь за спиной, вдыхая сладкий аромат, который вспоминал на протяжении всей реабилитации.

Замирает.

Наверное, услышала.

— Богданов? — Произносит тихо, а я вижу, как нежная кожа на руках покрывается россыпью мурашек.

Отличная реакция на меня. Радует.

Молчу, а Алимеева часто дышит, но не спешит поворачиваться.

— Как тебя пропустили? — Говорит громче, только голос все равно дрожит.

Еле сдерживаюсь, чтобы не сжать ее в объятиях. Не сейчас.

— Приняли весомые аргументы. — Хриплю, когда она поворачивается, и я тону в голубых глазах, которые наполнены слезами.

— Вижу. — Переводит взгляд на мою разбитую губу, и тут не выдерживаю, тяну руку к дурацкому платку, но она отрицательно качает головой. — Не надо.

— Уже? — Проглатываю противную слюну с примесью горечи.

— Ты знаешь, да? — Снова этот болезненный взгляд, не оставляющих вариантов.