Дышу тобой

И плевать! Все равно она будет возражать, будет ругаться, возможно, даже покалечит меня слегка.

И от этого улыбка намертво приклеилась к моему лицу.

— Ох, Саня…. — выдохнул я, крепче сжимая руль.

Я отвлекся всего на миг, просто, чтобы протянуть руку и коснуться тонкой стопы. Мне нужно было это касание. Как глоток воздуха нужно! И ощутив тепло, понял, что отныне все будет иначе. Все будет так, как и должно. Все будет….

Оглушительный скрежет металла отрезвил, мгновенно вышвырнул меня из фантазий о будущем с Сашкой. Перед глазами яркие вспышки смешивались с кромешной тьмой. Я вцепился в руль руками, ремень врезался в грудину, дыхание остановилось. Но это волновало меня меньше всего. Перед глазами всего на мгновение мелькнули хрупкие, тонкие запястья.

— Не-е-е-ет! — взревел я, но не успел ничего сделать.

Меня прижало так, что не мог пошевелиться. Но я рвался вперед, наплевав на боль во всем теле. Кажется, безумно длинную вечность я выбирался из тачки. Пытался вынуть телефон из кармана, чтобы набрать номер службы спасения. Но все было липким, а пальцы не слушались.

— Сашка! — я орал во всю глотку, повторял вновь и вновь заветное имя своей девчонки, но натыкался на кромешную тьму и тишину.

Моя голова вращалась дикой каруселью, взгляд плыл, но я умудрился рассмотреть ее.

Моя девочка лежала в траве. А я рухнул рядом.

Я убил не только ребенка в ее душе. В этот вечер я умудрился уничтожить сразу троих одним махом. Юную девчонку, Сашку и себя.

Я сорвал голос от крика. Но это не помогло, не облегчило мою боль даже на грамм.

Подполз к ней, обнял, прижал к себе. Она пахла цветами, ярко, дерзко, незабываемо, ни с чем несравнимо. Она пахла жизнью и свободой. Я всегда любил этот аромат, с первой встречи. Всю жизнь. И сам же его убил.

***

Глава 20

Меня не пустили в реанимацию. Не сработали угрозы, обещания спонсорской помощи, звонки чиновникам и светилам медицины. Со всех сторон было глухо. Оставалось лишь смириться и ждать.

Меня осмотрел врач. Я даже не слушал, что он говорит. Все мысли были там, с Саней. И на все вопросы отвечал юрист. Слова лишь обрывками доносились до моего сознания, сквозь шум, головную боль и арктический холод, захвативший каждую клетку моего тела.

— Какие новости? — услышал я голос Осинина, который примчался в клинику после звонка Максима.

Я молчал, Макс ответил за меня:

— Операция прошла успешно. Внутренние органы не пострадали. Множественные переломы. Возможно, сильное сотрясение. Ждем.

Лев сел рядом со мной. И от того, что появился кровный родственник моей Сашки, чувство вины еще сильнее сжало тиски на мне.

— Я убил ее.

— Никон, тебе стоит воздержаться от подобных заявлений, — вмешался в разговор юрист.

— Я был за рулем. И я здесь. А она — там.

Лев промолчал. Но его взгляд говорил больше любых слов.

Да, я виноват. Не уберег. Не усмотрел. Погубил.

Сжал руками голову, зарылся пальцами в волосы.

— Не говори пока отцу. У него сердце. Я сам.

— У него сердце? А у Сашки? У Сашки его нет, да? — вспылил Осинин. — Я всю жизнь молчал, не лез, не вмешивался. А вы! Вы угробили девчонку!

Мне нечего было возразить. Я и без Льва прекрасно понимал все.

Теперь понимал.

Но Осинину и этого показалось мало. Выдохнув, Лев произнес именно ту фразу, которая меня пугала до чертиков.

— Ты ей никто, Вершинский, — холодно проговорил Сашкин дядька. — И не можешь здесь находиться. Выметайся, или мои люди тебя выведут.

Льву не нужно было притаскивать за собой свиту головорезов, чтобы показать свою власть. Осинин был не последним человеком в городе и при желании мог устроить проблемы всем: мне, отцу, фирме.

Но и я не собирался сдаваться. Ведь Сашка скоро очнется, а меня нет рядом.

Так не пойдет.

— Пойдем, Никон Даниилович, — настойчиво проговорил Макс.

Я медленно поднялся на ноги. Тяжелый взгляд застыл на прищуренных глазах Осинина.

— Нет! — мотнул головой.

— Ты едва не убил ее, Ник! — Осинин еще глубже загнал гвоздь в крышку моего личного гроба. — Не думаю, что она обрадуется, увидев тебя здесь, когда очнется. Ты чужой ей.

Каждое слово было правдой. Горькой, нежелательной, но правдой.

Макс теснил меня к выходу. Я не сводил взгляда с Сашкиного дядьки. Еще вчерашний я сдался бы, включил мозг, сделал так, как требуют правила приличия, общество, окружающие. А сейчас все вдруг махом перевернулось с ног на голову. И мое тело рванулось обратно. Кулак влетел Осинину в челюсть. Я тут же схватил его за грудки, встряхнул, заорал в лицо:

— Я ей не чужой! Не чужой! Она все для меня! Все! Я, б**, сдохну, если она … она… там.… Сдохну без нее!

Меня накрыло. Я понимал, что это, мать ее, гребаная истерика. Но ничего не мог поделать с собой. Меня трясло, как в лихорадке. Корежило так, что мышцы не слушались. И уже было плевать, как это выглядело со стороны.

Далеко не сразу я понял, что Осинин не сопротивлялся. Не остановил мой кулак, хотя мог бы. Не прописал мне «ответку». Даже охранников не подключил, пусть за его спиной и маячила пара плечистых парней.