Дышу тобой

Но что-то все же держало меня.

А, кажется, будто ничего не изменилось. Все было, как и прежде. Все та же боль, невыносимая и раздирающая тело на кровоточащие куски. Я и чувствовала себя вот таким куском, не живым.

Приходили врачи, медсестры, ставили уколы, капельницы.

А я смотрела на всю суету словно со стороны.

Нет меня.

Ник всегда был рядом. Во сне я чувствовала его прикосновения. Легкие и невесомые.

Я бы убрала свою ладонь, спрятала. Но не могла, непослушная конечность жила своей жизнь, послушно принимала нежные касания мужской ладони.

Левая рука работала исправно. Ноги также не пострадали в аварии. Однако я чувствовала себя разбитой развалюхой, не способной шевелиться. И не стремилась ничего менять.

Если верить врачам, то под гипсом было несколько переломов. Кости срастутся, заживут, синяки пройдут. Так обещали медики. Но что делать с душой, которая выгорела дотла? На этот вопрос никто мне не ответит. Да я и не спрашивала.

Я вообще не говорила. Просто не хотела. На вопросы врачей отвечала через силу. А с посетителями — и вовсе замыкалась.

Даже Лев, который проводил в моей палате больше времени, чем в офисе, не смог ничего изменить.

Труднее всего оказалось с Ником. Я честно рассчитывала на то, что он исчезнет из моей жизни, займется грядущей свадьбой, делами фирмы, ремонтом драгоценной тачки. Да чем угодно, только не мной.

Но сводный брат по каким-то непонятным причинам практически поселился в моей палате. И выглядел он иначе. Привычный пиджак и рубашка сменились свитером и джинсами. Волосы, обычно идеально уложенные, теперь торчали в разные стороны. Да и сам Ник выглядел странно: темные круги под глазами, непривычный настороженный взгляд, надломленный голос.

Каждый раз, просыпаясь, я видела Ника рядом.

Но это ничего не меняло. Он по-прежнему был чужим для меня.

Отец с Вероникой появились через сутки. Ник повел себя странно, уступил место родителям, молча замер у двери. Чувствовалось напряжение между братом и отцом. А Вероника и вовсе рыдала, прижавшись к моей не пострадавшей в аварии руке.

— Все хорошо. Езжайте домой, — попросила я, зная, что водитель привез родителей прямиком из аэропорта. Их отпуск закончился, опять же, по моей вине.

Суета в палате утомила. Я хотела одного — остаться в одиночестве.

— Никон? — голос отца звучал отрывисто, Ник нехотя вышел из палаты, бросив на меня быстрый взгляд.

Удивил тон отца, с которым он говорил с Ником. Папа никогда не разговаривал с братом в таком тоне. Для успешного и влиятельного Давыдова Ник всегда был опорой и гордостью.

Стало неуютно от того, что их отношения изменились. И я поняла, если уж прошлое не смогу изменить, то нужно как-то пояснить отцу, по чьей вине его дочь оказалась здесь.

Вероника уступила место отцу рядом со мной. Мы никогда с ним не разговаривали по душам. И сейчас не станем. Но я тихо шепнула, собирая крупицы сил:

— Ник не виноват.

Отец кивнул, принимая мои слова. Погладил меня по щеке. Попрощался. Вышел из палаты.

Я знала, что вот-вот подействует укол. И я крепко усну, а мозг отдохнет от боли.

Я уже засыпала, когда дверь палаты вновь распахнулась, и кто-то вошел.

Даже не открывая глаз, знала, что вернулся Ник. Чувствовала: это он.

Но лежала, не шевелилась. Когда брат тяжело опустился в кресло рядом с постелью и осторожно погладил мою ладонь, а потом и сжал пальцы своими, я и вовсе отвернулась к окну.

— Сашка… — выдохнул он приглушенно.

Меня затопило обжигающее тепло, непозволительно запретное, способное пробить тот кокон апатии, в который я закрылась.

Я плотно сомкнула веки, всеми силами отгораживаясь от Ника. Но брат настойчиво вытягивал меня из сонного тумана. Я всей кожей ладони ощущала прикосновение мужских губ. Нежные касания обжигали, заставляли чувствовать.

Но я этого не хотела. Я хотела тишины и покоя. Хотела оказаться в вакууме, никого не слышать, ничего не чувствовать.

— Я так виноват, Сашенька, — разобрала я хриплый голос.

Что бы я сделала, окажись Ник так близко ко мне еще пару дней назад? Как поступила бы, если бы его губы касались моих рук вот так, жадно и неистово?

Я была бы счастлива.

А сейчас.… Сейчас мне было все равно.

И я прошептала именно то, что хотела сказать, как только очнулась после операции.

— Уходи, — выдохнула я, не открывая глаз.

Я слышала, как Ник прерывисто выдохнул. Его пальцы все так же, осторожно поглаживали мою ладонь.

— Нет, Саш, — упрямо возразил он едва слышно. — Я буду здесь. Вижу же, как тебе больно.

Я бы рассмеялась, громко, в голос, на всю клинику. Но не было сил. Их хватило лишь на то, чтобы повернуть голову, открыть глаза, взглянуть на Ника и прошептать:

— Мне уже не больно. Спасибо тебе за это.

Наверное, Ник все понял. Понял, что я говорила совсем не о физических повреждениях моего организма. Мое тело болело в таких местах, о существовании которых я и не подозревала. Но моя душа уже не страдала. Она была мертва.

***

Я был готов ко всему. Знал, что примерно так и будет.

Но одного я не учел. Не спрогнозировал, что всего одна фраза раздавит меня, прижмет к земле, не даст сделать вдоха.