Дyxless 21 века. Селфи

– Где ты его нашла? Хотя какое теперь это все…

– Он появился месяцев шесть или семь назад. Конец февраля – начало марта… Точно, начало марта. Мимозу только начали продавать. И снег везде, как пломбир тающий. Грязно-серый пломбир. Я вылезаю из машины перед офисом и ногой прямо в этот вонючий, талый сугроб. Чуть ли не по колено. И телефон туда же. Матерюсь страшно, а тут ты… То есть сначала огромная мохнатая ветка мимозы, а за ней – ты. А я стою враскоряку. Одной ногой в сугробе, другой – в машине. Лицо дурацкое-дурацкое. Секунду назад готова была убивать. Дворников, водителей снегоуборщиков, мэрию нашу чертову. А тут вдруг… счастье. – Она поднимает с пола пластиковую бутылочку, делает несколько глотков. – Потом мы пошли в кафе, ты мне рассказывал про грядущую презентацию новой книги, спрашивал, где ее лучше провести.

Потом ты пропадал… потом опять появлялся. Мы начали встречаться. Ничего особенного, обычное начало ухаживаний. Ты же знаешь, как это бывает. А потом был Питер, четыре месяца назад, до гастролей, помнишь?

Я обхватываю руками голову, зажимаю уши, закрываю глаза. Я пытаюсь как-то уложить в голове весь услышанный бред, но мысли крутятся только вокруг Оксаны. Жанна продолжает говорить. Я не особенно хочу вслушиваться, но слова звучат гулко, как из пещеры.

– Я же думала, что мы наконец объяснимся. Я тогда, в гостинице, практически в любви тебе призналась. А ты… ты смотрел на меня как на встреченную на улице дворнягу… Хотя нет, дворняга эмоции вызывает, а ты смотрел на меня как на мебель. И фраза эта в конце, как водой в лицо: «Твоя избыточная энергетика меня пугает». Помнишь?

– Нет, – честно отвечаю я.

– Я потом рыдала как дура, до утра. Ты же не знаешь, как это, тебя никогда не отшвыривали, как тряпку, правда?

– Вы скоро? – Врач опять просовывает голову в салон. – Нам ехать пора!

– Скоро! Дверь закройте, пожалуйста! – металлическим голосом отвечает Жанна.

Врач испуганно закрывает дверь.

– А потом была Москва, – продолжает она. – Ты появился на третий день после нашего приезда. Приехал с цветами ко мне домой. Мы сидим на кухне, разговариваем, а у меня какое-то странное чувство. То ли я с ума схожу, то ли ты. Я ему пару вопросов про Питер, а он отвечает как-то невпопад, будто его там не было. Тут я его и вскрыла. Просто сказала: «Ты же не Богданов, правда?»

– Страшно было? – зачем-то интересуюсь я.

– Не-а. Ты меня той ночью так размазал, уничтожил, что у меня никаких эмоций не осталось.

– И что он тебе ответил?

– Он говорил, что ему ничего не нужно. Он просто хочет быть рядом. Увидел меня на твоих чтениях и влюбился. Стоял на коленях, просил прощения, умолял. А я слушала это до трех утра, потом выгнала его, конечно, а он, в дверях уже: «Прости за то, что воровал тебя у него». Выпила две бутылки вина. Не брало. Выкурила пачки… да кто ж их считал в ту ночь?

– А потом ты решила мне мстить, да? План вдвоем придумали, всех расставили на свои места. Все просчитали, твари!

– Вдвоем? Сначала думала, что вдвоем. А в конце, видишь, как оказалось… оказалось, что я не соавтор, а так… – Она машет рукой в сторону. – Просто часть плана.

– В начале нашего разговора я жалел, что он не успел убить тебя. А теперь искренне рад тому, что ты выжила. Честно.

– Почему?

– Так больней. – Я встаю с кушетки, берусь за ручку дверцы.

– Знаешь, – говорит она мне в спину, – те два месяца после Питера, пока все не закрутилось… Это было лучшее время. Он же… был… как ты… то есть… он был самым лучшим тобой. Тем, каким ты мог быть… каким ты должен был быть, если бы смог себе позволить… смог себя отпустить, выковырять из своего чертового панциря безразличия. Он ведь ничего особенного не делал. Просто был рядом…

– Просто был рядом… – Я открываю дверцу, ставлю ногу на асфальт.

– Вов, знаешь, что он сказал мне, после того как первый раз встретился с Оксаной? – кричит она мне в спину. – «Он никого не любит. Он никого никогда не любил. Это сложно сыграть нормальному человеку. Все остальное в нем просто».

– Зато вы, суки, всех любите. Как нормальные люди, – говорю я про себя, а вслух интересуюсь: – Скажи мне, почему он выбрал Камю?

– Камю? – недоуменно кривит она ту часть лица, которая не избита. – Какого Камю?

– Так, все, до свиданья, – берет меня под локоть доктор, отодвигает в сторону и запрыгивает в салон. Машина трогается и отъезжает.

Макс стоит, прислонившись спиной к своей машине. Под ногами гора окурков.

– Чего говорила?

– Много чего, – чувствую озноб, застегиваюсь под горло, – много чего, Макс. А я думаю, какого черта там с утра гримеры сидели!

– Какие гримеры? – кривится Макс.

– Там, в отеле. – Я достаю сигарету. – И еще одно. Представляешь, мы с Оксаной в последний вечер дико поругались. И она вспомнила фразу из «Прирожденных убийц», про змею. Помнишь? Ну, там где Микки и Мэлори, маньяки?

Он пожимает плечами.

– Кто бы знал, что она сама потом в этом фильме окажется.

– Я не особо понимаю, о чем ты. Садись в машину. – Макс распахивает дверцу. – Нам ехать пора.

– Мимозы, – вспоминаю я вслух уже в салоне. – Жанна очень любит мимозы.