Необходимо заметить, что в начальный период своей деятельности, когда Фрейд еще верил в то, что информации, предоставленной психоаналитиком пациенту, достаточно для излечения последнего, он придерживался концепции интеллектуального познания как цели психоанализа. Следует также признать, что многие аналитики в своей практике до сих пор не вышли за рамки этой концепции, тогда как Фрейд никогда с полной ясностью не различал интеллектуальное познание и аффективный, целостный опыт, имеющий место в подлинном «работающем мышлении». И все же именно это опытное, а не интеллектуальное видение составляет цель психоанализа. Как я уже писал выше, осознавать, что я дышу, не означает мыслишь о своем дыхании. Отдавать себе отчет в движении собственной руки — это не мысль о движении. Напротив, стоит мне начать мыслишь о моем дыхании или о движении моей руки, и я уже не осознаю их. То же самое можно сказать о моем осознании цветка или личности, моего опыта радости, любви или мира. Для всякого истинного инсайта в психоанализе характерно то, что он не формулируется в виде мысли, тогда как для всякого плохого анализа характерны формулировки «инсайта» с помощью сложных теорий, не имеющих ничего общего с непосредственным опытом. Аутентичный психоаналитический инсайт приходит неожиданно; он возникает без принуждения, даже без предварительного размышления. Он берет свое начало, как говорят японцы, не в уме, а в животе. Невозможна адекватная словесная формулировка инсайта, он ускользает от всяких попыток такого рода. Тем не менее инсайт реален и осознаваем, он изменяет испытавшую его личность.
Непосредственное схватывание мира ребенком предсознательно; тут еще не получило полного развития объективное осмысление реальности, отличение ее от Я. В этом состоянии «бессознательное инстинктивно, оно не выходит за пределы того, что наличествует у животных или детей. Бессознательное зрелого человека таким быть не может». На пути от примитивной бессознательности к самосознанию мир воспринимается как отчужденный в силу раскола между субъектом и объектом, обособления универсального человека от социального, сознания от бессознательного. Однако, чем более подготовлено сознание к самораскрытию, к ослаблению трех фильтров, тем меньше разрыв между сознанием и бессознательным. Вместе с полным его исчезновением возникает прямой дорефлексивный опыт сознания — как раз тот опыт, который существует без интеллектуального познания и рефлексии. Спиноза называл его высшей формой познания, интуицией; Судзуки описывает такое познание как способ «прямого вхождения в сам объект, чтобы увидеть его как он есть, изнутри». Это волевой или творческий путь видения реальности. В этом опыте непосредственного, нерефлективного схватывания человек становится «творческим художником жизни», каковыми все мы являемся, хотя и позабыли об этом. «Каждое деяние человека [творческого художника жизни] является оригинальным, творческим, выражает его живую личность. Тут нет места условностям, конформизму, подавленной мотивации… У него нет Я, заключенного в клетку фрагментарного, ограниченного и изолированного эгоцентрического существования. Человек вышел из этой тюрьмы.»
«Зрелый человек», если он очистился от «аффективного загрязнения» и вмешательства интеллекта, способен вести «свободную и спонтанную жизнь, где нет места атакам таких нарушающих равновесие чувств, как страх, беспокойство или тревога». То, что Судзуки пишет об этой освобождающей функции, может утверждаться и психоаналитической теорией об ожидаемом воздействии полного инсайта.