Дзэн и голодные птицы

Фактически, в настоящее время дзэн очень распространен в Америке среди тех, кто меньше всего заботится о соблюдении моральных норм. Дзэн даже стал для нас символом морального протеста. Верно, что презрение последователя дзэн к традиционным общественным условностям — здоровое явление. Но это так лишь потому, что оно подразумевает подлинную духовную свободу, которая несовместима со страстью, эгоизмом и самообманом. Псевдодзэнское отношение, которое оправдывает полное моральное падение с помощью жалких рационализаций, опирающихся на изречения мастеров дзэн, — это всего лишь еще одна форма самообмана. Такой протест нельзя назвать здоровым явлением, потому что, хотя он и объявляет войну безжизненному и инертному конвенционализму, в действительности он представляет собой еще один его аспект.

Доктор Судзуки начал с этического аспекта дзэн, однако это не связано с особенностями мировоззрения отцов-пустынников. Скорее дело в том, что на ход диалога повлиял еще один, невидимый, собеседник. Летом 1959 года доктор Судзуки принял участие в восточно-западной конференции на Гавайях, где ему довелось столкнуться с этическими аргументами против дзэн. Поэтому свое эссе об отцах-пустынниках Судзуки начал со своего ответа на эти возражения. Поступив таким образом, он не отклонился от предмета, а затронул самую его суть. Таким образом, он смог сделать несколько очень тонких наблюдений, касающихся духовности пустынников, ее слабых и сильных сторон.

Тема, которую выделил доктор Судзуки, часто обсуждается на Западе. Я имею в виду «вопрос о науке и мудрости», который обсуждался томистами Маритеном и Жильсоном (Maritain, Gilson), хотя и в несколько более технических схоластических терминах. В патристической теологии это одна из самых древних и традиционных тем, которые были центральными в духовности св. Августина и всех его последователей, а также в писаниях греческих отцов. Она также была очень важной для александрийских писателей, которые создали интеллектуальную основу для духовности пустынников.

Однако самым интересным в эссе доктора Судзуки оказалось то, что в нем дзэнские понятия о пустоте, рассудке и т. д. соотнесены с библейской историей грехопадения Адама. Судзуки предлагает отождествить знание (knowledge) с неведением (ignorance), a также подлинную мудрость с невинностью, пустотой и таковостью. Именно таков был подход ранних христианских отцов, и хотя он во многих отношениях отличается от позиции доктора Судзуки, совпадений здесь намного больше, чем различий. Чтобы подчеркнуть это, я и включил в диалог свое эссе «Возвращение рая» — в котором идет речь о возвращении той чистоты, или пустоты, которая для ранних отцов была единением с божественным светом, рассматриваемым не как объект или вещь, а как божественная нищета, обогащающая и преображающая нас своей невинностью. Возвращение рая — это, выражаясь словами из Евангелия, открытие Царствия Небесного внутри нас в том смысле, в котором об этом всегда говорили христианские мистики. Речь идет об открытии человеком в чистой, неделимой простоте своего утерянного подобия Богу.

Надеюсь, что собранные здесь материалы помогут по достоинству оценить это эссе доктора Судзуки, которое является едва ли не самым важным из его последних трудов. Конечно, удивительно, что этот восточный ученый, обсуждая мировоззрение отцов-пустынников, уделяет столько внимания обсуждению противоположности невинности Адама в раю и знания добра и зла, которое стало причиной грехопадения. (Отметим, что невинности сопутствует мудрость, sapientia, или праджня, тогда как знанию добра и зла соответствует рациональное знание, scientia.) Важно, что в качестве исходного пункта для диалога Востока и Запада доктор Судзуки избрал не поверхностные проявления духовности пустынников (с ее аскетическими практиками и созерцательным одиночеством), а изначальный архетипический символ всей иудейско-христианской духовности — библейское повествование о грехопадении человека.

Дайсэцу Т. Судзуки ЗНАНИЕ и НЕВИННОСТЬ

I

Когда я выступаю с лекцией о дзэн перед западной аудиторией, большинство представителей которой выросло в христианской традиции, меня, как правило, прежде всего спрашивают: «Что дзэн говорит о морали? Ведь если дзэн утверждает, что он выше моральных норм, то чему он учит нас, обычных смертных?»