Дзэн и голодные птицы

Вначале Адам был «одним человеком» (one man). Грехопадение разделило его на «множество» (a multitude). Христос вернул человеку единство с Собой. Мистический Христос был «Новым Адамом», и в Нем люди могли обрести целостность, невинность, чистоту и стать «одним человеком». Omnesin Christo unum. Это означало, разумеется, жизнь не по своей воле, не в угоду своему эго, своему ограниченному и корыстному естеству, а существование «в одном духе» с Христом. «Соединяющийся с Господом, — сказал св. Павел, — есть один дух (с Господом)» (1 Кор. 6,17). Единство с Христом есть единство во Христе, так что всякий пребывающий во Христе может сказать вместе с Павлом: «И уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2, 20). Это Христос пребывает в каждом. Индивид умирает вместе с Христом для «старого человека», для своего внешнего, эгоистического «я», а затем воскресает во Христе. При этом он становится новым человеком, безличностным и божественным существом, которое есть Христос, один и тот же «во всех и во всем».

В этом отношении между христианством и буддизмом прослеживается великое различие. С метафизической точки зрения, мы видим, что буддизм принимает пустоту как полное отрицание личности во всех ее проявлениях, тогда как христианство в чистоте сердца и «единстве духа» находит высшее трансцендентное развитие индивидуальности. Это очень сложный и запутанный вопрос, обсуждать который мы сейчас не будем. Однако мне кажется, что большинство мнений, высказываемых на эту тему вплоть до настоящего времени, были очень туманными. Мы, христиане, очень часто отождествляем «индивидуальность» с иллюзорным и внешним эго, которое заведомо не является подлинной христианской личностью. У буддистов же, как может показаться, вообще нет положительного представления о личности, и буддистские философы прекрасно обходятся без него. Однако несомненно, что личность присутствует в буддистской практике. Это явствует из замечания доктора Судзуки о том, что по завершению дзэнской практики, когда человек «отбрасывает все», он находит себя «обычным Томом, Диком или Гарри, которым всегда был». Мне кажется, что это соответствует на практике идее о том, что христианин теряет «старого человека» и находит свое подлинное «я» «во Христе».

Основное различие между христианством и буддизмом в данном случае в том, что терминология и практика буддизма намного более строги и безжалостны, и там, где последователь дзэн говорит о Пустоте, не остается места для образов и представлений, которые можно по ошибке принять за подлинную реальность. Христианское же рассмотрение предмета предполагает свободное использование метафорических выражений и конкретных образов, однако мы не должны забывать, что нам следует пройти через это внешнее обрамление и достичь внутренних глубин. В любом случае, смерть «внешнего человека» подразумевает не исчезновение личности, а разоблачение иллюзии, тогда как открытие «нового человека» — это постижение того, что всегда присутствовало. Это рассуждение не должно вызывать возражений, потому что, как известно, человек — это образ и подобие Бога.

Христианские представления о «жизни во Христе» и «единстве во Христе» довольно хорошо знакомы нам, однако в наше время мало кто понимает их подлинный духовный смысл. Эти представления почти никогда не рассматриваются с мистической точки зрения, потому что нас больше интересуют социальные, экономические и этические аспекты подобных идей. Интересно, не позволят ли мнения доктора Судзуки о Пустоте глубже проникнуть в мистическое представление о единстве и непорочности человека во Христе? Каждый, кто читал Сан Хуана де ла Круса и знаком с его учением о «темной ночи души», будет склонен задавать тот же вопрос. Если мы должны умереть для себя и «жить во Христе», не означает ли это, что мы должны каким-то образом «опустошить себя» или умереть для своего старого «я»? Если нам суждено жить и действовать по милости Христа, не означает ли это, что мы так или иначе постигаем все свои действия «проистекающими из Пустоты», рождающимися из непостижимой божественной любви и чистой свободы? Или же мы должны по-прежнему считать, что эти действия совершаются нашим внешним эгоистическим «я», которое приводится в движение нашими желаниями и всегда действует в наших личных интересах?

Сан Хуан де ла Крус сравнивает человека с окном, в котором сияет свет Божий. Если оконное стекло чисто и на нем нет пятен, оно полностью прозрачно и мы не видим его вообще. В этом случае стекло «пусто»; через него виден только свет. Если же человек даже в «благих делах» проявляет духовный эгоизм и отягощен своим иллюзорным «я», оконное стекло его души отчетливо видно, поскольку на нем есть пятна. Таким образом, когда человек освобождается от пятен и грязи, которые возникают вследствие его пристрастия к добру и злу, он преображается в Боге и достигнет единства с Ним. Сан Хуан де ла Крус говорит: