Дзен и искусство ухода за мотоциклом

Сейчас мы идём по топкой почве, на которой трудно удержаться на ногах. Чтобы сохранить равновесие, мы хватаемся за ветки деревьев и кустарник. Делаешь шаг, затем высматриваешь, как сделать другой, ступаешь туда и снова смотришь под ноги.

Вскоре кустарник оказывается настолько густым, что становится ясно, что нам придётся прорубаться сквозь него. Я сажусь, а Крис достаёт топорик из рюкзака у меня на спине. Он подаёт его мне, и затем, разрубая ветки, я устремляюсь в кусты. Идём медленно. На каждом шагу надо срубить пару-тройку веток. И так может продолжаться долго.

Первой ступенью вниз от заявления Федра “Качество — это Будда” будет утверждение, что такая посылка верна. Тут есть рациональная основа для объединения тех сфер человеческого опыта, которые теперь разъединены. Это Религия, Искусство и Наука. Если можно доказать, что качество — центральный член всех трёх сфер, и что это качество бывает не многих видов, а только одного, тогда следует, что у этих трёх разъединённых областей есть основа для взаимопреобразования.

Связь качества со сферой искусств была довольно исчерпывающе показана на примере понимания Федром качества в искусстве риторики. И вряд ли здесь стоит делать больше в плане анализа. Искусство — это предприятие высокого качества. И здесь действительно больше нечего сказать. Или, если требуется нечто более возвышенное, то: “Искусство — это Божественное начало, проявившееся в труде человека”. Связь, установленная Федром, даёт четкое представление, что эти два утверждения, хоть они и кажутся чрезвычайно непохожими, по существу идентичны.

В сфере Религии рациональные отношения качества и Божественного начала нужно установить более основательно, и я надеюсь сделать это несколько позже. Тем временем можно поразмыслить над фактом, что староанглийские корни слов Будда и качество, God и good, также кажутся идентичными.

А в ближайшем будущем мне хотелось бы сосредоточиться на сфере науки, ибо именно здесь очень нужно установить эту взаимосвязь. Придётся отказаться от посылки, что Наука и её отпрыск — техника — “бесценны”, то есть не имеют качества. Именно “бесценность” лежит в основе силы смерти, на которую мы обратили внимание в самом начале этой шатокуа. Завтра я собираюсь заняться этим.

Остальную часть дня мы спускаемся, переваливая через серые, тронутые непогодой, поваленные стволы деревьев и движемся зигзагами по крутому склону.

Мы подходим к утёсу, идём по его краю в поисках спуска и в конце концов находим узкий проход, по которому можно спуститься. Дальше он переходит в скалистую лощину, по которой бежит ручеёк. Лощину заполняют кустарник и камни, грязь и корни больших деревьев, омываемых ручейком. Затем мы слышим гул гораздо большего потока на далёком расстоянии отсюда.

Пересекаем поток с помощью верёвки, которую оставляем там, затем на дороге встречаем туристов, которые подвозят нас в город.

В Бозмен мы попали уже поздно, когда стемнело. Чтобы не будить Ди-Визов и проситься к ним на ночлег, мы устраиваемся в главной гостинице в центре города. В вестибюле кое-кто из туристов изумлённо смотрит на нас. В старой армейской форме, с посохом, двухдневной бородой и в чёрном берете я, должно быть, очень похож на старого кубинского революционера, направляющегося на задание.

В гостинице мы устало сваливаем всё на пол. Я выбрасываю в мусорное ведро камешки, попавшие мне в сапоги при переходе потока, и ставлю сапоги у прохладного окна, чтобы они медленно высыхали. Не говоря ни слова мы валимся в постель.

22

На следующее утро, хорошо отдохнув, мы рассчитываемся с гостиницей, заезжаем попрощаться с Ди-Визами, и выезжаем из Бозмена на север по открытой дороге. Ди-Визы хотели, чтобы мы побыли у них дольше, но меня охватил какой-то зуд ехать на запад и продолжать свои размышления. Сегодня я хочу поговорить о человеке, о котором Федр никогда не слыхал, но чьи работы я изучил довольно тщательно при подготовке к данной шатокуа. В отличие от Федра этот человек к тридцати пяти годам был знаменит во всём мире, а в пятьдесят восемь стал живой легендой. Бертран Рассел говорил, что “по общему признанию он был наиболее выдающимся научным деятелем своего поколения”. Он был астрономом, физиком, математиком и философом одновременно. Звали его Жюль Луи Пуанкаре.

Мне всегда казалось невероятным, да и теперь я так считаю, что Федр путешествовал таким путём мышления, по которому ещё никто не ходил. Федр был настолько плохим учёным, что в его духе было бы продублировать общие места какой-либо знаменитой системы философии, до которой у него просто не дошли руки.