Дзержинский

Возвратившихся из плена чекистов окружили товарищи, начались расспросы.

— Нас разоружили силой, — рассказывал Беленький, поглаживая свои пышные усы. — Феликса Эдмундовича схватили за руки Прошьян и Саблин и объявили арестованным. Феликс Эдмундович пришел в ярость. «Отдайте мне ваш револьвер», — говорит Попову. Тот опешил. «Зачем?» — спрашивает. «Я вас расстреляю как изменника!» — заявляет Феликс Эдмундович, да так посмотрел, что Попов вылетел из комнаты как пробка.

— А я решил отоспаться как следует, делать-то все равно нечего, — басил бородатый великан Лацис, человек большого мужества и необыкновенного хладнокровия. — Только улегся, как в комнату входит Карелин, сообщает о том, что Спиридонова отправилась на съезд, и заявляет Дзержинскому: «Вы будете за нее заложником». И знаете, что ответил Феликс Эдмундович? — Лацис хитро прищурился и, потомив немного собеседников, продолжал: — «В таком случае вам надо заранее меня расстрелять, потому что, если Спиридонову арестуют, я первый потребую, чтобы ее ни в коем случае не освобождали», — вот что он ответил!

— А когда ее все-таки арестовали, вбегает Попов, пьяный, трясет маузером, кричит: «За Марию снесу пол-Кремля, пол-Лубянки, пол-театра!» Феликс Эдмундович даже разговаривать с ним не стал, повернулся спиной и так и стоял, пока тот бесновался, — добавил Трепалов.

В то время как чекисты восхищались мужеством своего председателя, Дзержинский прохаживался со Свердловым по приемной Председателя Совнаркома.

— Никогда, Яков, мне не было так тяжело, как сейчас. Так опростоволосился! Александрович не давал никакого повода сомневаться в его честности, а оказался хуже Азефа[41], — с горечью говорил Дзержинский. — Лучше бы они меня расстреляли. Жалею, что не расстреляли, это было бы полезно для революции.

Свердлов нежно обнял Дзержинского за плечи и сказал:

— Нет, дорогой Феликс, хорошо, очень хорошо, что они тебя не расстреляли. Ты еще немало поработаешь на пользу революции.

На заседании ЦК Феликс Эдмундович доложил известные ему факты по делу об убийстве Мирбаха и мятеже левых эсеров и обратился с просьбой об отставке.

— Пожалуй, товарищ Дзержинский прав, — сказал Ленин, — после того, как его заместитель и ряд других работников ВЧК оказались причастными к убийству Мирбаха и мятежу, ему неудобно оставаться председателем ВЧК. Мы должны освободить его от этого поста хотя бы на время следствия…

В ВЧК товарищи встретили появление Дзержинского восторженными возгласами. Каждый стремился крепко пожать ему руку, сказать что-нибудь приятное. Но лицо его оставалось суровым, губы были крепко сжаты, и не ответил он на приветствия товарищей своей милой улыбкой, от которой всегда становилось светло на душе.

Молча прошел в кабинет, пригласил членов коллегии.

— Товарищи, я подал в отставку и не буду больше вашим руководителем.

— Это невозможно! — перебил его Петерс. — Вы же не виноваты в том, что в ЧК оказались эсеры.

— Вопрос решен, — строго ответил Дзержинский, — и вы, Яков Христофорович, назначены исполняющим обязанности председателя ВЧК.

Наступило тягостное молчание. Никто не ожидал такого известия.

— А теперь, если позволите, мне хотелось бы сказать вам на прощание несколько слов, — продолжал Феликс Эдмундович. — Мы должны извлечь из эсеровского мятежа суровый урок. И дело не только в том, что все мы, и в первую очередь я сам, не были достаточно бдительны, вопрос гораздо серьезнее и глубже: нам следует хорошо усвоить, — голос Дзержинского зазвучал тверже, — ВЧК должна быть органом Центрального Комитета нашей партии, иначе она вредна и может выродиться в орган контрреволюции!

22 августа 1918 года Феликс Эдмундович Дзержинский вновь был назначен председателем ВЧК.

5

Дзержинский прибыл в Петроград 31 августа. По поручению Ленина ему предстояло лично расследовать все обстоятельства убийства народного комиссара внутренних дел Петроградской коммуны, председателя губернской Чрезвычайной комиссии Урицкого.

Вошел в дом № 6 на Дворцовой площади, где помещался Народный комиссариат внутренних дел Петроградской коммуны и Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией. Здесь, у входа в лифт, еще и суток не прошло, как от руки Леонида Канегисеера, сынка директора завода, бывшего юнкера и «народного социалиста», принял смерть старый товарищ Феликса Эдмундовича по Александровской пересыльной тюрьме и Военно-революционному комитету Моисей Соломонович Урицкий.

В кабинете Урицкого Дзержинского ждала телеграмма: «Вечером 30 августа при выходе с завода Михельсона Ленин опасно ранен. Стреляла член партии правых эсеров Каплан…»

Непроизвольно схватился за грудь: острая боль в сердце, потемнело в глазах. Потом отошло немного, и тогда до мельчайших подробностей вспомнился Ильич и его напутственные слова: