Дзержинский. Любовь и революция

Становление и разрастание ВЧК происходило по мере развития событий в России. Изо дня в день оказывалось, что у врага много лиц, чего провидец Ленин не предусмотрел. Сначала бандитская стихия, занимающаяся грабежами и убийствами, значительную часть которой составляли возвращающиеся с фронта деморализованные солдаты. Потом, в условиях нарастающего экономического кризиса и явной нехватки товаров – черный рынок и мошенничества. Оппозиционная деятельность различных политических группировок – от справедливо добивающихся созыва Учредительного собрания и демократии до радикальных групп националистов и анархистов. Крестьянские бунты, вызванные беспощадной реквизицией, а на этнически нерусских землях – бунты за независимость. Ну, и война: на внешнем фронте, при огромных усилиях нового правительства ее закончить, и внутренняя на нескольких фронтах, где развертывались белые армии Краснова, Деникина, Колчака, Юденича, Дутова и Врангеля. Лекарством от всего этого, наряду с Красной Армией под руководством Льва Троцкого, должна была стать ВЧК с юношами и девушками в кожанках («кожаные люди в кожаных куртках» – как писал Борис Пильняк) под руководством Дзержинского. Отсюда решение о расширении на двух уровнях: территориальном (региональные ячейки) и структурном (проникновение во все области жизни). В Чрезвычайной комиссии множатся новые отделы, так что к концу 1919 года чекисты будут с гордостью заявлять: «у нас нет территории, на которую не падал бы орлиный взгляд ЧК»³³⁴.

Эта развивающаяся в неслыханном темпе махина вызвала громкие протесты даже тех, кто до сей поры был сторонником большевиков. С юмором висельника люди говорили, что лозунг «Вся власть Советам» переделан на «Вся власть в руки ЧК». Лацис в 1926 году признаёт: «Теперь это кажется неправдоподобным, но в то время было много товарищей, которые принцип неприкосновенности личности ставили выше, чем благо революции; они, конечно, еще находились в идейных оковах мещанства»³³⁵. Более трусливые большевики метались между голосом совести и конъюнктурщиной.

На вопрос жены Горького, зачем он взял на себя функции главы ВЧК, Феликс ответил, что получил такое указание от партии. Получил указание – и как ярый коммунист, приверженец ленинского мироустройства, легко вошел в роль великого инквизитора. Совесть индивида он заменил всеобщей совестью, которая заботится о благе всех. Таким благом должна быть всеобщая справедливость – нравится это кому-то или нет. «Единица – ноль» – писал Маяковский. А Дзержинский осознавал свою роль.

Общество и пресса не понимают задач и характера нашей комиссии – говорил он в июле 1918 года. – Они понимают борьбу с контрреволюцией как вид нормальной государственной политики и поэтому кричат о гарантиях, судах, о следствии и т. д. Мы не имеем ничего общего с военно-революционными трибуналами, мы представляем собой организованный террор. Это надо сказать открыто³³⁶.

С каждым днем триумф действительности над концепцией становился все более очевидным. Наверх выходила отвратительная правда: сам экзорцизм перестал действовать. Насилие порождает новое насилие, и нет ему конца. А потом Илья Эренбург напишет: «Два слога, страшные и патетические для каждого гражданина, который пережил годы революции, два слога, произнесенные раньше, чем «мама», потому что ими пугали детей уже в колыбели, как когда-то Бабой Ягой, два самых простых слога, которые никто не забудет»³³⁷.

Просто: Че-Ка

XVII. Советую вам немедленно меня расстрелять. Путч эсеров

«Анархия мать порядка». Когда большевики в первые послереволюционные часы заседали в залах Смольного института в Петрограде, все здание снаружи было увешано флагами и знаменами анархистов, а над ними красовалась эта надпись. И вскоре оказалось, что это правда – чем больше Россию захватывала анархия, тем туже затягивалась петля порядка.

23 февраля 1918 года в «Известиях» было напечатано обращение ВЧК, в котором говорилось, что до сих пор ВЧК проявляла великодушие в борьбе с врагами народа, но с момента, когда гидра контрреволюции, используя преступное нападение Германии, нагло поднимает голову³³⁸, Комиссия вынуждена начать беспощадно расправляться с преступниками на месте происшествия. На следующий день людьми Дзержинского совершается первая экзекуция. Приговоренный – некий «князь Эболи» и его любовница – за шантаж и грабеж с использованием фальшивых документов, выданных, якобы, чрезвычайкой.

Выдвинутый далеко на северо-запад Петроград в опасности, немцы через Ригу продвигаются вперед. Большевики принимают решение о переносе столицы в Москву. 10 марта Дзержинский со своим ведомством перебирается к Кремлю – на Лубянскую площадь, 11, в прекрасное здание в стиле сецессион, где ранее располагалось Страховое общество «Россия». С Красной площади сюда можно дойти за десять минут.