Дзержинский на фронтах Гражданской

Правила ареста. В 1917—1921 гг. практически каждый военный и гражданский мог быть арестован органами ВЧК и заключен в концлагерь или тюрьму только по подозрению, как потенциальный противник власти или коммунистической идеологии.

Дзержинский стремился строго регламентировать поведение лиц, принимавших участие в аресте. Он писал, что «вторжение вооруженных людей на частную квартиру и лишение свободы повинных людей есть зло, к которому и в настоящее время необходимо еще прибегать, чтобы восторжествовало добро и правда. Но всегда нужно помнить, что это – зло, что наша задача, пользуясь этим злом, искоренить необходимость прибегать к этому средству в будущем. А потому пусть все те, которым поручено произвести обыск, лишить человека свободы и держать его в тюрьме, относятся бережно к людям, арестуемым и обыскиваемым, пусть будут с ними гораздо вежливее, чем даже с близким человеком, помня, что лишенный свободы не может защищаться и что он в нашей власти. Каждый должен помнить, что он – представитель советской власти рабочих и крестьян и что всякий его окрик, грубость, нескромность, невежливость – пятно, которое ложится на эту власть». Председатель ВЧК утвердил инструкцию для производящих обыск и дознание. В ней говорилось, что оружие вынимается только в случае, если угрожает опасность; обращение с арестованными и семьями их должно быть самое вежливое (выделено Ф.Э. Дзержинским. – Примеч. авт.), никакие нравоучения и окрики недопустимы; ответственность за обыск и поведение падает на всех из наряда; угрозы револьвером и вообще каким бы то ни было оружием недопустимы. «Виновные в нарушении данной инструкции подвергаются аресту до трех месяцев, удалению из комиссии и высылке из Москвы»[141].

Исходя из политических соображений, председатель ВЧК особое внимание обращал на индивидуальный подход к аресту некоторых категорий советских граждан: сотрудников правоохранительных органов России, буржуазных специалистов, и, безусловно, особый подход соблюдался при аресте коммунистов. 14 февраля 1919 г. Президиум ВЧК постановил: «В случае, если кто-либо из царских бывших чиновников, занимая должность в советском учреждении, высказывает свое лояльное отношение к советской власти и если за невраждебное отношение ручается то учреждение, в коем он служит, данное лицо аресту не подлежит»[142].

«…Наши методы, – отмечал Дзержинский в проекте циркуляра 23 марта 1920 г., – должны измениться. Прежде всего, об арестах. Ни одно лицо, безвредное по отношению к нам, если оно не совершило какого-либо доказанного преступления, не может и не должно быть арестовано ЧК. Это, конечно, не значит, что в интересах раскрытия какого-либо преступления не может быть применена необходимая изоляция того или иного лица, виновность которого еще не очевидна, но такая мера требует быстроты выяснения, быстрого разрешения и главное – уверенной целесообразности…»[143]

Несмотря на наличие директивных документов, в ВЧК продолжали поступать заявления о том, что провинциальные ЧК и особые отделы арестовывают лиц, «абсолютно ничем не вредных Республике или еще хуже наших же товарищей и друзей». Это вызывало законное недовольство органами ВЧК. Причина таких действий заключалась в том, что не все ЧК и особые отделы сумели перестроить работу в соответствии с изменившейся обстановкой. Если в период острой Гражданской войны чекисты были вынуждены, «не останавливаясь перед единичными ошибками, совершать массовые операции, массовые аресты», чтобы решительно изолировать каждого противника, то к началу 1920 г. внутренняя контрреволюция на 9/10 была разгромлена, и в этом не было необходимости.

Что же касается действий чекистов в условиях нэпа, то четко прослеживается стремление руководителя ВЧК – ОГПУ строго регламентировать право ареста граждан, но на местах по-прежнему во многих случаях не было четкости в формулировках причин и мотивов арестов. В документах ВЧК и даже ГПУ называются такие причины ареста, как: «женат на княгине», «дед был епископом», «при обыске найдены погоны капитана», а в деле заключенного Харьковского отдела ГПУ было даже записано: «Содержать под арестом до выяснения причины ареста»[144]. Некоторые «лихие» чекисты проявляли чрезмерное усердие в борьбе с мнимыми противниками власти. Иначе чем же можно было объяснить тот факт, что в 1923 г. только уездный уполномоченный Бийского губотдела ГПУ арестовал 419 человек, из них за: контрреволюцию – 172, бандитизм – 85, шпионаж – 7, прочие преступления – 155[145].