Читаем Дзержинский. От «Астронома» до «Железного Феликса» полностью

Получив это письмо, Маргарита Николаева написала сразу же прошение губернатору Клингенбергу о разрешении ей выехать в село Кайгородское для свидания с больным Дзержинским. В июне, с запозданием, разрешение было все же дано. Николаева незамедлительно выехала в Кайгородское, стремясь наладить отношения с Феликсом. С собой она везла книги, журналы и разную еду.

В Кайгородском Николаева пробыла недолго: прежних отношений наладить не удалось. Дзержинский сделал свой выбор в пользу революционной деятельности. Опечаленная этим, как и состоянием здоровья любимого человека, она вернулась назад. О результатах этой поездки Николаевой рассказала в письме мужу своей сестры С. А. Порецкому ее ближайшая подруга по ссылке, Е. А. Дьяконова: «Вернулась Маргарита. Рассказывает, что каевцы живут скверно. Ведут жизнь самую строгую… Белый хлеб у них редкость, едят, главным образом, продукты своей охоты или рыбной ловли. Феликс Эдмундович исхудал страшно и малокровие у него, доходящее до головокружения. Оба скучают очень безлюдьем и безжизненностью. Так жаль их!»[314].

Приезд Николаевой все же не был безрезультативным, он ускорил подготовку побега. Теперь ничего не связывало Дзержинского, больше находиться в Кайгородском он просто не мог и не хотел.

Некоторое время он приучал местных жителей к своим многодневным охотничьим отлучкам из села. Он уходит на все большее время в лес на охоту. Там охотится на диких птиц. Ходил он и на рыбалку на озеро Оголево или далеко на Каму. Однажды местный кайгородский крестьянин Чесноков встретил Дзержинского в 40 верстах от села и спросил:

– Что так далеко уехали рыбу ловить?

– Дальше лучше ловится, – ответил, улыбаясь, Дзержинский[315].

Природа отчасти отвлекала его и от тоски.

Спустя полгода после побега из Кая, когда Ф. Э. Дзержинский уже находился в заключении в Варшавской крепости, он писал сестре Альдоне: «Летом в Кайгородском я весь отдался охоте. С утра до поздней ночи, то пешком, то на лодке, я преследовал дичь. Никакие препятствия меня не останавливали. Я часами сидел по пояс в болоте, выслеживая лебедя. Комары и мошки, точно иголки, кололи мне руки и лицо; ночью, когда я ночевал над рекой, дым разъедал глаза. Холод охватывал все тело, и зуб на зуб не попадал, когда вечерами, по грудь в воде, мы ловили сетью рыбу или когда под осень я выслеживал в лесу медведя. Ты спросишь, что гнало меня из дому? Тоска по родине… по той, которая так врезалась в мою душу, что ничто не сможет вырвать ее, разве только вместе с самим сердцем.

Ты думаешь, может, что эта охотничья жизнь хоть сколько-нибудь меня успокоила? Ничуть! Тоска моя росла все сильнее и сильнее. Перед моими глазами проходили различные образы прошлого и еще более яркие картины будущего, а в себе я чувствовал ужасную пустоту, которая все более возрастала… Я почти ни с кем не мог хладнокровно разговаривать… Эта жизнь в Кае отравляла меня… я собрал свои последние силы и бежал»[316].

Однажды во время охоты на озере, где находилось много диких уток, с ним произошел случай, который он часто впоследствии вспоминал. В пересказе его жены это было так: «В тот момент, когда их лодка подплыла к небольшому островку, заросшему камышом, из зарослей поднялись и пролетели над головами охотников два больших лебедя. Юзеф выстрелил, и один лебедь упал на островок. Это была самка, а самец улетел. Но через минуту он вернулся и начал кружиться над местом, где лежала самка. Юзеф выстрелил в него, но промахнулся. Тогда лебедь поднялся ввысь, сделал несколько кругов и в отчаянии камнем бросил вниз в озеро, разбившись насмерть. Юзеф рассказывал об этом с волнением, изумляясь и восхищаясь лебединой верностью»[317].

Охота позволяла также возможность легально сушить сухари для побега. Он их изготавливал маленькими порциями, брал на охоту, а остаток откладывал «на побег».

Также Дзержинский при разговорах с кайгородцами намеренно упоминал о своем желании побывать в скором времени в Нолинске и повидаться там со своими знакомыми. Это должно было направить полицию по ложному следу и дать Дзержинскому выигрыш во времени.

Когда все было готово к побегу, последнюю помощь ему оказал сосед по ссылке Якшин, долго прикрывавший отсутствие Дзержинского в Кайгородском.

28 августа 1899 г. Феликс Дзержинский бежал из ссылки. «В 1899 году на лодке бегу оттуда, так как тоска слишком замучала», – написал он впоследствии в своей автобиографии[318]. На лодке по реке Каме он проплыл несколько сот верст. Он добрался на ней до железнодорожной станции Кулиги, затем пересел на поезд и прибыл в Вильно раньше того времени, когда туда пришел полицейский циркуляр о розыске этого «опасного преступника».

План побега полностью сработал, поэтому сначала никто не обратил внимания на его долгое отсутствие. Затем Дзержинского искали в Нолинске, как он говорил кайгородским жителям, и только спустя уже несколько недель объявили во всероссийский розыск.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1812. Всё было не так!
1812. Всё было не так!

«Нигде так не врут, как на войне…» – история Наполеонова нашествия еще раз подтвердила эту старую истину: ни одна другая трагедия не была настолько мифологизирована, приукрашена, переписана набело, как Отечественная война 1812 года. Можно ли вообще величать ее Отечественной? Было ли нападение Бонапарта «вероломным», как пыталась доказать наша пропаганда? Собирался ли он «завоевать» и «поработить» Россию – и почему его столь часто встречали как освободителя? Есть ли основания считать Бородинское сражение не то что победой, но хотя бы «ничьей» и почему в обороне на укрепленных позициях мы потеряли гораздо больше людей, чем атакующие французы, хотя, по всем законам войны, должно быть наоборот? Кто на самом деле сжег Москву и стоит ли верить рассказам о французских «грабежах», «бесчинствах» и «зверствах»? Против кого была обращена «дубина народной войны» и кому принадлежат лавры лучших партизан Европы? Правда ли, что русская армия «сломала хребет» Наполеону, и по чьей вине он вырвался из смертельного капкана на Березине, затянув войну еще на полтора долгих и кровавых года? Отвечая на самые «неудобные», запретные и скандальные вопросы, эта сенсационная книга убедительно доказывает: ВСЁ БЫЛО НЕ ТАК!

Георгий Суданов

Военное дело / История / Политика / Образование и наука